Радио "Стори FM"
Толковый словарь... Майка Тайсона

Толковый словарь... Майка Тайсона

Infant terrible

Мой брат Родни был на пять лет старше меня. Он был странным чуваком. Все ребята вокруг были чёрными парнями из гетто, а он был похож на учёного: возился с какими-то пробирками, постоянно экспериментировал. Однажды он пришёл в химическую лабораторию и взял там какие-то препараты для эксперимента. Через несколько дней, когда он вышел из дома, я пробрался в его комнату и добавил в его пробирки воды. От взрыва вылетело окно, выходившее во двор, и в комнате начался пожар. После этого он поставил замок на своей двери. 

Я устраивал ему много каверз, но для него это были привычные шалости, к которым он относился спокойно. Кроме того дня, когда я порезал его бритвой. Он поколотил меня за что-то и затем улёгся спать. Я со своей сестрой Дениз смотрел очередную «мыльную оперу» про больницу, где в одной из серий делали операцию. «Мы тоже так можем, а Родни может быть пациентом. Я буду врачом, а ты – медсестрой», – сказал я сестре. Мы закатали рукава и приступили к работе над его левой рукой. «Скальпель», – велел я, и сестра подала мне бритву. Я слегка полоснул по его руке, пошла кровь. «Медсестра, нужен спирт», – скомандовал я. Дениз передала мне алкоголь, и я полил на его порезы. Он проснулся, пронзительно вопя, и погнался за нами по всему дому. У него и по сей день от нашей шалости остались шрамы.

 

Воспитание

Когда мне было всего семь лет, мир перевернулся вверх тормашками. Начался экономический кризис, мама потеряла работу, и нас выселили из нашей прекрасной квартиры. Мама делала всё что могла, чтобы сохранить крышу над головой. Зачастую это означало для неё спать с кем-то, к кому она на самом деле не питала никакого интереса. 

Она никогда не отдавала нас в приют для бездомных, мы просто переезжали в очередной заброшенный дом. Психологически это сильно ранило, но что было поделать? Вот то, что я ненавижу в самом себе, что я воспринял от своей матери: нет ничего такого, чего бы ты не сделал для того, чтобы выжить.

 

Гены

Возможно, я получил семейный нокаутирующий ген от своей бабушки Берты. Бабушка работала на одну белую леди ещё в тридцатые годы, когда большинство белых не взяли бы к себе на работу чёрных. Муж в той семье, на которую работала Берта, поколачивал свою жену, и Берте это не нравилось. А Берта была крупной женщиной. «Не вздумай тронуть её», – сказала она ему как-то. Он воспринял это как шутку. Тогда она влепила ему кулаком так, что он брякнулся на задницу. На следующий день, встретив Берту, он поинтересовался: «Как поживаете, мисс Прайс?» Он перестал бить жену и стал другим человеком.

 

Комплексы

Когда я был маленьким, я был маменькиным сынком. Я всегда спал вместе с мамой. У моей сестры и брата были свои комнаты, а я спал с мамой, пока мне не исполнилось пятнадцать. Один раз мать была с мужчиной, когда я спал в её постели. Она, наверное, думала, что я крепко спал. Я уверен, что это повлияло на меня, но что было, то было.

detstvo.jpg

Я не помню, чтобы мама когда-то гордилась мной и моими делами. У меня никогда не было возможности поговорить с ней, узнать её получше. В профессиональном плане это вряд ли имело для меня какое-либо значение, но в эмоциональном и психологическом – да, это могло играть громадную роль. Я видел, как матери целовали моих приятелей. У меня такого никогда не было. Если вы думаете, что раз она позволяла мне спать в своей постели, пока мне не исполнилось пятнадцать, она любила меня, то вы ошибаетесь: она просто всегда была пьяна.

 

Одержимость

Был период, когда я был так увлечён тренировками, что порой на самом деле шёл спать, не сняв перчаток. Я безумно мечтал стать знаменитым боксёром Майком Тайсоном. Я жертвовал всем ради этой цели. У меня не было ни женщин, ни лакомств. В то время я переедал, и у меня было нарушение режима питания. Кроме того, у меня был период полового созревания: появились прыщи, мои гормоны играли, мне постоянно хотелось мороженого. Но нельзя было терять из виду цели. 

Однажды, пребывая в мрачном расположении духа, я спросил у тренера: «Кас, у меня что, никогда не будет девушки?» Кас послал кого-то, ему принесли одну из бейсбольных бит в миниатюре, и он подарил её мне со словами: «У тебя будет столько девушек, что тебе будет необходимо вот это, чтобы отбиваться от них». Всё так и было.

 

Постоять за себя

В первом классе я стал носить очки. Мама проверила мне зрение, оказалось, что у меня близорукость, и она заказала мне очки. Они были паршивыми. Однажды я во время обеденного перерыва шёл из школы домой и нёс из столовой фрикадельки, завёрнутые в фольгу, чтобы не остыли. Ко мне подошёл парень и спросил: «Эй, деньги есть?» Я ответил: «Нет». Он обшарил мои карманы и всего меня и попытался забрать мои грёбаные фрикадельки. Я стал брыкаться: «Нет! Нет! Нет!» У меня могли отобрать деньги, но только не еду. Я весь согнулся, защищая собственным телом свои фрикадельки. Он принялся бить меня по голове, а затем взял мои очки и запихнул их под бензобак грузовика. Я убежал домой, но мои фрикадельки ему не достались. День, когда этот парнишка забрал мои очки, стал последним днём моей учёбы в школе. Мне было семь лет, и больше в школу я не вернулся.

 

Привязанность

У меня было столько денег, что я порой не мог даже уследить за ними.

Каждый раз, когда помощница брала мою одежду для чистки, она возвращалась с пластиковыми запечатанными конвертами, в которых были дорогие браслеты или тысяч двадцать наличными, которые я оставил в карманах. Когда дело доходило до денег, я не вникал в детали. Но очевидным перебором в тратах было решение купить тигрят. 

Ещё когда я был в тюрьме, я разговаривал со своим автомобильным дилером Тони. Мне очень хотелось знать, какие должны поступить новые машины, и Тони вдруг сказал мне, что собирается приобрести тигра или льва и ездить с ним в своём «феррари». «Послушай, я тоже хочу тигра», − сказал я. И как только я вышел из тюрьмы и вернулся домой в Огайо, я увидел на своём газоне четверых тигрят. Я подружился с белым тигрёнком. Это была самка, я назвал её Кения. Она ходила по дому и кричала, как ребёнок, в поисках меня. Если у меня дома была девушка, я запирал Кению снаружи, и она там кричала. В жаркие летние ночи, когда у неё была течка, она стенала до тех пор, пока я не приходил и не гладил ей живот.

 

Самомнение

Меня признали виновным в изнасиловании. Оставались дни до вынесения приговора, и я провёл их, разъезжая по стране и развлекаясь со своими подружками. Так я хотел проститься с ними. Где бы я ни появлялся, всегда находились дамы, которые могли запросто подойти ко мне и предложить: «Ну, пошли! Я не собираюсь заявлять, что ты меня изнасиловал. Можешь смело пойти со мной. Я позволю тебе даже заснять всё». 

Уже позже я понял, что таким образом они хотели сказать мне: «Мы знаем, что ты не совершал этого». Но тогда я, полный негодования, отвечал резко и грубо. Я был слишком удручён, чтобы осознать, что меня просто пытались поддержать. Я был дремучим, шальным, озлобленным малым, которому предстояло ещё взрослеть и взрослеть. Некоторые причины моего гнева были всё же объяснимы. 

Я был двадцатипятилетним пареньком, которому светило провести в тюрьме шестьдесят лет за преступление, которого он не совершал. И я с самого начала знал, что не добьюсь справедливости. Меня признал виновным суд присяжных «равного со мной социального статуса», в котором было только двое чёрных. На мой взгляд, по статусу мне не было равных. Я был самым молодым чемпионом в тяжёлом весе в истории бокса. Я был титаном, реинкарнацией Александра Македонского. 

Мой стиль ведения боя был стремительным, защита − неуязвимой, а я сам – неудержимым и яростным. Это удивительно, как низкая самооценка и чрезмерное самомнение могут привести к мании величия. Но после судебного разбирательства этому идолу пришлось вновь притащить свою чёрную задницу в суд для вынесения ей приговора.

Я был тогда спесивым придурком – это точно. Я был настолько самонадеян в зале суда во время судебного разбирательства, что у меня не было никаких шансов получить поблажку. Даже в момент вынесения приговора я не был смиренным. 

Я страстно хотел быть смиренным, но в моём теле не было ни единой смиренной косточки. Когда судья Гиффорд объявила о своём решение − шесть лет тюрьмы, − я был просто взбешён. Смешно, но мне потребовалось немало времени, чтобы осознать, что та маленькая белая женщина-судья, которая отправила меня в тюрьму, возможно, спасла мне жизнь.

 

Смелость

Мой брат Родни как-то сказал, что, по его мнению, я был самым смелым парнем из всех, кого он знал. Я же всегда думал, что был скорее больше психом, чем смелым. Я был безмозглым. Родни думал, это была смелость, но это была просто нехватка мозгов. Я был беспредельщиком. 

В юности у меня была своя голубятня. И однажды один чувак − его звали Гэри Флауэз − пришёл со своими друзьями грабить меня. Мать увидела, как они роются в моём птичьем хозяйстве, и сказала мне об этом. Я выскочил на улицу и столкнулся с ними. Заметив меня, они перестали таскать птиц, но Гэри держал одного голубя под полами своего пальто. 

К тому времени вокруг нас собралась большая толпа. «Отдай мою птицу», – потребовал я. Гэри вытащил голубя из-под пальто. «Хочешь эту сраную птицу?» – спросил он. Затем он скрутил голубю голову и швырнул её в меня, разбрызгав кровь по моему лицу и моей рубашке. «Побей его, Майк!» – крикнул мне один из друзей. Не осознавая, что делаю, я ожесточённо ударил несколько раз, и один из ударов попал в цель. Гэри упал. 

Практически весь квартал наблюдал за моментом моего триумфа. Это было невероятное чувство, сердце бешено колотилось у меня в груди. Чувствовал я себя отлично: я смог постоять за себя и мне нравилась эта суета, когда все аплодировали мне. Вот когда всё встало на свои места: оказалось, что под личиной застенчивости   скрывается взрывной темперамент. 

Эти и другие истории из жизни Тайсона читайте в его автобиографии "Беспощадная истина" (ЭКСМО)

фото: предоставлено издательством "ЭКСМО"

Похожие публикации