Радио "Стори FM"
Принудительное обаяние Олега Янковского

Принудительное обаяние Олега Янковского

Архивный материал 2018 года

Автор: Наталья Гордеева

Режиссер Сергей Соловьёв на протяжении долгих лет очень близко общался с Олегом Янковским и Александром Абдуловым. Но стоит заикнуться «Дружили?..» - как у него каменеет лицо: «Такого ничего не было. Но… было ужасно надежное ощущение того, что Олег – свой. Это даже дороже, чем друг. Понятие друг хранит этакий пафосный задор: как, обидели моего друга?! Это невозможно представить в наших отношениях. Просто были свои»

А поработать Соловьеву с Янковским удалось всего раз, на картине «Анна Каренина», и это была последняя роль Олега Ивановича в кино. И последняя для Абдулова. И так уж вышло, что именно с этими съемками связана не очень красивая история. Все были уже утверждены на роли. Янковский – Каренин. Абдулов – Стива Облонский. И тут приходит к Соловьеву Абдулов и говорит: я буду лучшим Карениным, чем Янковский, сделай пробы со мной …

Сергей Александрович, и как это понимать? Конечно, это типичные актёрские будни, но здесь-то дело касалось друзей. И всё равно друг не погнушался пойти против друга?

– Курьёзнaя история. Это уже можно рассказывать. Кaк нежнейший, деликaтнейший Сaшa Абдулов выступил в роли ковaрного интригaнa, который хотел подсидеть своего стaршего товaрищa, Олегa Ивaновичa Янковского, последнего нaродного aртистa СССР.

Они с Олегом дaже не дружили, a были просто кaк брaтья некоторое время. Естественно, был период охлaждения и другое, но большую часть жизни они были как брaтья. Итак, звонит мне Сaшa: «Есть очень серьёзный рaзговор». Приезжает. «Попробуй меня нa роль Кaренинa!» Я: «Ты в своём уме или нет? Я с Олегом столько лет кaк…» Не отступает. «Попробуй меня. Деду всё рaвно. Одним Кaрениным больше, одним Кaрениным меньше. Он всё сыграл. Все скажут: «Молодец Дед, хорошо игрaет Кaренинa». А представляешь себе, если я сыгрaю Кaренинa, то кaкое это будет фурорище, фурорище! Ты понимаешь, что это такое! Этa роль для меня. Ну попробуй…»

То есть он действительно был готов Янковского…

– Съесть? Н-е-т! Я Саше говорил: «Ты пойми простейшую вещь, вот ты сыграешь гениально, и я что, Олега погоню? Что ты?!» А он: «А я ничего, я не хочу играть Каренина. Просто попробуй». То есть не буду играть Каренина, но ты меня попробуй... Абдулову очень важно было показать, как гениально он сыграл пробу.

Ну вот смотрите. Они обожали друг друга. Но Саша не переносил какого-то отдельного лидерства от себя. Да. И он мог говорить: вот сейчас придёт Дед, начнёт нудно рассказывать позавчерашнюю, никому не интересную историю, ну что с Деда возьмёшь?.. Или вот на съёмках «Карениной» постоянно был один и тот же диалог. Олег: «Саша, ты видел, мы сейчас кусок снимали?» Саша: «Конечно, видел – я не глухой, не слепой, стоял рядом в гриме…» Олег: «Ну и?..» Саша: «Ну что я тебе могу сказать… Талантишко – вот такусенький». И показывал маленький-маленький кусочек пальчика. «Вот такусенький. А разговоров-то, разговоров».

И Янковский заводился?

– Нет!

Это была обоюдная игра?

– Это даже не игра была, обряд. Помню, Саша как-то играл в театре «Полёт над гнездом кукушки», Николсона играл. И я встретил Олега и спрашиваю: «Сашка не вылезает из театра. Ты видел? Он меня приглашал, но я вот никак ещё не дошёл». – «Видел». – «Ну и что?» – «Талантишко – вот такусенький… А шуму-то, шуму!» Вот так общались.

И проба Абдулова на Каренина была из того же обряда?

– Ну да. Абдулов гениально сыграл пробу, роль досталась Янковскому, но у того талантишко-то…

Не мог не уесть.

– Но без всякой злобы! Это важно, и это правда – у них были абсолютно беззлобные взаимоотношения. Что бы там ни случалось.

А можно представить, что в роли такого же интригана выступил Янковский? Пришёл и попросился на роль друга? Поборолся за роль.

– Нет! У него было презрение к полемике. Даже не презрение, потому что и презрение – активный шаг. Нет.

2.jpg
С Сергеем Соловьевым и Александром Абдуловым
А откуда это его прозвище – Дед?

– Саша называл Олега Дедом, когда у того уже внуки родились.

Янковский не обижался на это «Дед»?

– Обижался. Но это было ласково, Олег это знал. И потом он действительно с исключительной нежностью, с исключительной сердечностью относился к своим внукaм. Кстати, Олег также исключительно относился к своему сыну. Удивительное было отношение. Однажды мне звонит накануне премьеры фильма Филиппа «В движении». Договорились, что я приду. А я немного опаздывал – минут на десять, то ли пробки, то ли ещё что-то. И он звонит: «Ты едешь?» – «Еду, пять минут!» И он сидел и ждал меня. И не начинали премьеру без меня. Я пришёл: «Почему не начинали?» Вот было важно, чтобы я сел рядом, чтобы все это видели, чтобы было, как он срежиссировал. Гнал солидняк: семейная ложа… Но я видел, кaк он переживaл. Никогдa в жизни я не видел, чтобы он тaк переживaл зa свои кaртины. Я чувствовaл, кaк он трясёт ногой и перебирaет воздух пaльцaми. Это тaкaя привязaнность, которaя многое объясняет.

В последнее время вышло несколько книг о Тарковском, у которого Янковский дважды снимался – в «Зеркале» и в «Ностальгии». И была одна книга, в которой главное место было отведено даже не самому Тарковскому, а его жене Ларисе. И автор, скажем так, проехался танком по ней: это она погубила Тарковского – прикрываясь именем мужа, занимала деньги, проворачивала какие-то тёмные делишки… И единственный, кто выступил тогда в защиту Ларисы, был Янковский. Очень убедительно объяснил, что без Ларисы, без того тыла, без быта, который она обеспечивала, Тарковский бы пропал. Почему останавливаюсь на этом. Он так горячо об этом говорил в одном из интервью, что складывалось впечатление, точно он в каком-то смысле и про себя говорил. Он же часто повторял, что биться в жизни не умеет и вся его судьба в кино соткана из случайностей, и семья – единственная стена...

– Чистая правда. И самое главное, они с Андреем по этому вопросу находили полное понимание. С Андреем трудно было найти какую-то точку опоры во внешнем мире, по которой было бы полное понимание, практически невозможно, но вот по вопросу Ларисы и семьи, какую опору даёт такая жена, находили полное понимание, и это была главная идеологическая опора. Может быть, это было глaвной идеей и Олега – он очень любил идею домa, и, соответственно, он очень любил не просто идею, a нормaльную, живую свою семью. Стрaстно любил Люду, был ей очень предaн и привязaн. Очень трогaтельно и очень своеобрaзно любил Филиппa, любил его, нaверное, сильнее всех.

А ведь был период, когда он работал в Саратовском театре и все воспринимали его не как актёра Янковского, а как мужа примы театра Людмилы Зориной… Я когда-то общалась с режиссером Кшиштофом Занусси. И он рассуждал о том, как важно, чтобы к мужчине вовремя пришёл успех. Не рано, не слишком поздно, вовремя. И он приводил в пример режиссёра Кеслевского, которого в Польше долго не признавали. А потом он уехал во Францию, снял трилогию «Белый. Синий. Красный». И неожиданно пришёл оглушительный успех. А он мучился: «Разве мои предыдущие картины как-то изменились? Почему 20 лет назад о них говорили, как о средних, провинциальных, а теперь превозносят?» Искусственный, с его точки зрения, успех унижал. К Янковскому, как вам кажется, успех пришёл вовремя? Он вовремя переломил ситуацию?..

– Он ничего не ломал. В том-то и дело! У Олега была потрясающая способность принимать белый свет и всё, что связано на этом свете с Олегом, как должное. Не вставать в позу человека, который сейчас проведёт очередную дискуссию и победит, нет, всё, что ему жизнь подносила, он умел исключительно принимать. Поэтому он и к Люде так всю жизнь относился. Он никогда ни с кем и ни с чем не полемизировал. Поэтому и со своим тогдашним положением – муж Люды – не полемизировал!

Вообще скажу так… У нас во дворе, во времена моего питерского детства, была такая поговорочка: «Кто спорит – тот г… не стоит». Вот Олег никогда не спорил. Я не помню Олега спорящим с кем-то в-о-о-б-ще.

Была такая смешная история. У Ромы Балаяна – юбилей, и мы все поехали в Киев его поздравлять. И мы там дурака валяли – Олег, Саша Абдулов, Саша Збруев. Решили разыграть номер – играли узбеков, все в тюбетейках. Но компания-то, представьте, ничего себе. И все потихоньку начали препираться друг с другом, и ничего не шло, а нужно было быстро всё сделать. В конце концов кто-то крикнул: «Олег, мы тебя назначаем главным режиссёром нашего номера, говори, что делать». Он это назначение воспринял без всякого энтузиазма: «Ну вы хоть головы поворачивайте, когда я что-то прошу». Ему начали говорить: «Олег, ты понахальнее, ты что, не знаешь, как надо режиссировать?!» Ни фига. Можно сказать, он не справился с этой ролью. И получилось – кто в лес, кто по дрова.

Не справился, потому что не мог наорать, сказать в приказном порядке: ты туда, а ты – стоять смирно, делать, как я сказал?..

– Нет! Всё мог! У него просто никогда не было вот этого: сейчас он крикнет, топнет ногой, и от этого что-то изменится и жизнь пойдёт по-другому. Он знал, что жизнь всё равно пойдёт так, как ей нужно. И это на самом деле хороший вкус, вкус высшей пробы – не вступать с жизнью в спор, потому что тот, кто спорит, тот г… не стоит…

Я говорю об открытости, доверии к живой жизни. То, что с нами в жизни происходит, всегда умнее наших самых умных раскладов. Самое главное: то, что должно сделаться, сделается. А то, что не должно… Сколько бы ты ни потел и ни занимался личным героизмом, прыганьем, опираясь на шест, ногами вверх – обязательно собьёшь планку. Вот и в Олеге было колоссальное доверие к тому, что называется самодвижением жизни. Она сама всё правильно рассудит, если у тебя достаточно разума и недостаточно идиотизма судьбу насиловать и заставлять её проявлять признаки покорности. Она не покорна. Поэтому, всё, что нужно – просто ко всему быть готовым… Иногда кажется: ужасно всё, этого быть не должно, и себя нужно защищать, а вот никогда не нужно этого желать. Потому что всё будет сделано и так совершенно правильно. Это был один из главных принципов Олега Ивановича. И это носило не столько даже философский, сколько бытовой характер.

gurchenko.jpg
С Людмилой Гурченко. Фильм "Полеты во сне и наяву". 1982 год

Теперь становится понятна история про водку…

– Вот опять же! Я тогда постился. Сидел в Питере и постился. И, знaчит, рaспощённый невероятно я пришёл нa Московский вокзaл в Ленингрaде. И нa Московском вокзaле стоит поезд «Крaснaя стрелa», нa который у меня был билет. Я дошёл до своего вагона, и первый, кого я увидел в тaмбуре, был Никитa Михaлков, который спросил меня: «Ты водку принёс?» А я пощусь... Он посмотрел нa меня, кaк нa идиотa, и мы побежали с ним в ресторан. Взяли кaкие-то зaкуски, побежaли нaзaд. И, когдa мы зaшли в своё купе, приняв нa грудь некоторое количество горячительных нaпитков, увидели Олега Ивaновича Янковского. Потом ещё Виталик Соломин зашёл…

Где-то в рaйоне Бологого водкa у нaс кончилaсь. Уже собирaлись спaть, Олег сидел в плaвкaх – ждал, когда погасят свет и он заснёт. И тут все заорали: «Олег! Только ты можешь нас спасти! Тебе придётся пойти в сторону вaгонa-ресторaнa…который, конечно, дaвно зaкрыт, и постaрaться достaть бутылку водки». И он молча, не вступая с нами в полемику, встал, ничего не выяснял и в плавках ушёл… Былa метель… А минут через двадцать он вернулся весь завьюженный с завьюженной бутылкой водки в руках. Где он её взял?.. Я потом размышлял на эту тему и думаю, что тогда в «Красной стреле» был не только вагон-ресторан, а в каком-то вагоне был ещё и буфет, и в этом буфете торговали водкой. И он прошёл полпоезда по тамбурам через вьюгу, дошёл до буфета… Видимо, так, потому что точно я не знаю! А он уж конечно не выставлял себя героем, который достал водку: просто принёс, выпил с нами полстакана и всё-таки лег спать. Вот тaк интеллектуaльно мы проводили время. Интеллектуaльно, но весело.

По этой же причине он был абсолютно безнадёжный человек в гражданской полемике. Ну безнадёжный. И его все в этом смысле обходили, никто не подходил: «Олег, выступи за Сахарова! Подпиши письмо за Солженицына!» «Да, да, я внутренне выступаю»… Внутренне. Это было и так понятно. Представить Олега сегодня председателем народного фронта или на Болотной площади, как он несёт транспарант и, вращая глазами, что-то кричит – ну невозможно! Ни в коем случае не потому, что он был труслив. Это просто не входило в его моральный кодекс. Он понимал, что в любой полемике занимаешь какую-то сторону, а это мгновенно сужает мир, взгляд на мир вокруг.

А ведь ему однажды предложили стать министром культуры, в 90-е дело было.

– Да, потом бы все обхохотались...

Потом он рассказывал, что целый день думал, решался, но в конце концов отказался.

– В этом смысле в Олеге инстинктивно существовала потрясающая оборонная система. Пробить эту оборону было невозможно. Поэтому Олег мог существовать в любой эпохе. Типун мне на язык, но если бы завтра к власти пришёл Гитлер и к Олегу начали приставать, я очень сомневаюсь, чтобы он начал: «Я с Гитлером в одном поле не сяду рядом!» Очень сомневаюсь. Будучи при этом абсолютно благородным человеком. Вот могут какие-то идиоты сказать – вы с ума сошли, про Гитлера говорите, ведь Янковский такой!..

Про Гитлера вы и правда загнули.

– Ну вот великий дирижёр Караян играл же при Гитлере? Играл. Играл Вагнера и спасал многих музыкантов. «Если вы действительно любите Вагнера, – говорил Караян Гитлеру, – вы должны понять, что хорошо на скрипке играть могут только евреи, так уж жизнь устроена». Он не полемизировал с Гитлером. Но параллельно с этой эпохой делал огромное количество добрых дел. На таком непафосном неприятии Гитлера спас массу прекрасных музыкантов. Брехт плюнул и из Германии уехал, понимаете? А Караян плюнул и остался. Вот Олег тоже бы плюнул и остался...

А что это был за ритуал между вами, когда он с нешуточной настойчивостью приучал вас к правильному образу жизни?

– Это был бзик! У него была такая абсолютная уверенность, что он раскопал золотую жилу грамотного медицинского вмешательства во внутренние процессы. Это был такой научно-исследовательский пафос. И ко мне он всё время приставал: «Ну вот зачем ты это г… ешь? Вот тебе рукола, возьми, и хорошо же будет».

Как вы усмиряли этот его медицинский задор?

– Я Олега хорошо знал. «Да, ты прав, надо действительно побольше руколы сожрать сегодня. Я и вчера, чувствую, её недоел, и сейчас такое жжение в желудке, явно руколы не хватает».

Или начиналось: «Старик! Никаких жизненных рекордов, никаких. Вот придёшь сегодня вечером, выпьешь виски. И ты сразу посветлел. И душевно просветлел. И сосуды у тебя расширились. У тебя таблетки кардиологические есть? Височки с кардиологическими таблетками – очень хорошо, ну очень хорошо! И вот попробуй, это кажется, дико, а ты попробуй – лечь спать в одиннадцать часов. Ты встанешь просто здоровеннейшим!» И вот это он говорил без всякого юмора. А со счастьем первооткрывателя волшебной силы, истины и бессмертия.

Это шло постоянно. Олег мне: «Ты ведь так просто грюкнешься посреди бега на короткую дистанцию. Ты что, одурел? Обязательно скинуть вес. Ты неправильно живёшь. Ты что вчера делал? Почему у тебя морда опухшая?» – «Да у меня всегда опухшая». – «Нет, сегодня опухшая как никогда. Ты что вчера пил-ел, наверняка какую-то глупость? Приходишь, височек грамм сто, немного съешь руколы и спать!» Это была идефикс. Что мы все должны дожить до ста пятидесяти лет, и если не будет никаких отклонений, как у Олега…

«Важно чувствовать ответственность за все, что делаешь» 

Олег Янковский




Мне почему ещё так чудовищно жалко? У Олега было очень правильное, очень правильное чувство, что он генетически запланирован лет на сто пятьдесят. Он с сожалением думал, что многие из нас копыта откинут. И от этого он довольно печально на нас смотрел. Как на потенциальных исполнителей главных ролей на ритуальных мероприятиях. Огорчался, что ему придётся всех нас хоронить… И то, что случилось, ни в какие ворота не лезет...

Он же находил каких-то врачей, с которыми дружил, с которыми пил височки, у него в этом смысле было абсолютное ощущение такого… старика Хоттабыча. И очень жалел окружающих, которые несерьёзно относились к его рекомендациям.

Он был абсолютно вот такой уравновешенный советский мещанин. Вот просто такой: «Мы машину купили, теперь будем думать про домик». У него была такая абсолютно нормальная жизнь. Притом я ничего плохого не могу сказать ни про домик, ни про машину, наоборот, ездил с Олегом на его машине к нему в домик и там вели нездоровый образ жизни. Пили височки. И вдруг…

Тем удивительнее было всё случившееся. Я же узнал всё от Тани. Она нашла что-то в Интернете. Сказала мне. И я позвонил: «Олег, тут какую-то чушь пишут». И он: «Не чушь, так оно и есть». – «И что же делать?» – «Как что? Бороться». Вот это меня совершенно поразило. Его сознание – не было никакой истерики, подавленности.

А почему он так и не увидел готовый вариант «Карениной»?

– Не хотел без зрителей. Когда мы уже придумали премьеру в Михайловском театре в Санкт-Петербурге, я позвонил Олегу: «Ты приедешь?» Он: «Конечно, даже если будет очень хреново, наколюсь и приеду». А за несколько дней до премьеры всё это завершилось тем, чем завершилось…

Артисты сейчас помногу снимаются, в десятке сериалов одновременно, и бегут со съёмочной площадки сразу же по команде «стоп». С Олегом было не так… Например, такие фокусы проделывал. Всё, отснялся, заказали ему машину, должен ехать домой или в театр. Через какое-то время смотрю – он в павильоне стоит. Спрашиваю: «Машина не пришла?» – «Пришла, но можно я тут постою, посмотрю? Мне интересно, как Таня играет». И он стоял и смотрел с диким любопытством.

Был эпизод во время съёмок, когда они с Таней Друбич – загримированные, в костюмах – пошли подышать воздухом в сквер и…

–… и вернулись неожиданно быстро, минут через 15, Таня – в диком хохоте. Рассказывает. Вышли, сели на лавочку. Янковский в золотошвейном мундире, Каренин, красавец. Таня красавица. Тут идёт толпа школьников. Это на «Мосфильме» происходило. А пусто кругом, суббота. Толпа кинулась на них. Янковский: «Таня, держись, сейчас начнётся – фотографироваться, автографы. Ну ничего, десять минут помучаемся. Надо продержаться…» Особо нахальный мальчик пристал к Янковскому: «А вы здесь работаете?» Он охренел совершенно: «Да, работаю». – «Скажите, пожалуйста, а куда бы нам свернуть, мы бы очень хотели Машкова повидать…» И не было никакого фотографирования, никаких автографов. Дети ушли куда-то, Олег немного ещё посидел и потом дёрнул Таню: «Пошли назад!»

oleg2.jpg

И какова была его реакция на детей-неофитов? Расстроился, разозлился, поиронизировал?

– Тоже дико хохотал. Олег был очень смешливым, палец покажи, и был хохот... С ним и Таней на съёмочной площадке время от времени случалась истерика. Поговорить хотели – кто такой Каренин, кто Каренина? Давай поговорим, и всё! Я отбрыкивался: ну что вы пристаёте, видите, сколько у меня забот?! И вот однажды Олег так пристал. Снимали какую-то серьёзную сцену. Его партнёром была Люда Максакова. А Олег всё не отступал: «Что мы снимаем и снимаем? А поговорить?!» И Люда Максакова сказала: «Олег, ты в своём уме?! У меня в семь часов спектакль! Включай принудительное обаяние, быстро снимем и разбежимся». У Олега челюсть отвисла. Но это было гениально – включай принудительное обаяние...

Он делал фантастические вещи. Я, дурак, думал, это будет происходить вечно. Не суетился вокруг Олега. Я помню, во время съёмок была сцена Олега с Максаковой и тема – стреляться, не стреляться. И по роли он боялся, что его подслушивают слуги, и он Максакову повёл из гостиной к себе в библиотеку. Открыл дверь. А Максакова пошла медленно, и за ней ещё длинный шлейф тянулся. И он ногой, как в футболе, пнул быстрее этот шлейф за ней! Колоссальнейшая вещь! И я не снял. Глупейшая вещь. Трудно было камеру поставить, что ли?.. Подумал – да зачем, ещё столько всего будет. А теперь этот шлейф никак не могу забыть…

фото: ФГУП "Киноконцерн "Мосфильм"/FOTODOM; Георг Тер-Ованесов/RUSSIAN LOOK; МИА "РОССИЯ СЕГОДНЯ"; Микола Гнисюк

Похожие публикации

  • Фаина Раневская: Скажет как отрежет
    Фаина Раневская: Скажет как отрежет
    Фаина Раневская родилась 27 августа 1896 года в Таганроге – там же, что и обожаемый ею Антон Чехов. Биографы утверждают, что уже в пять лет она поняла, что станет актрисой
  • Читать и плакать
    Читать и плакать
    Абеляр и Элоиза – пара, чья история стала примеров любви вечной, даже всепобеждающей. Девятьсот лет прошло, а механизм этой любви всё ещё действует, если сдуть пыль. Он и она, горящие в пламени страсти, сжигающей всё вокруг… Но точно ли их в этой истории было двое?
  • «Трамвай «Желание» - до остановки «Кладбище»
    «Трамвай «Желание» - до остановки «Кладбище»
    Фильму «Трамвай «Желание», неувядаемой, как говорится, классике, где совершенно абсолютно всё – актеры, режиссура и драматургия, - исполняется 70 лет.