Радио "Стори FM"
Магия. Доступно

Магия. Доступно

Автор: Игорь Свинаренко

Полиглот Дмитрий Петров говорит на тридцати языках, читает на пятидесяти. Если обобщать, в его корзине около ста языков, и он продолжает их изучать. Но удивителен он не только этим. Он готов и других обучить иностранным языкам… за неделю. В чём же фокус?

Сам он за две недели может выучить любой иностранный язык и не раз делал это на спор. И действительно за неделю может научить основам любого языка другого человека. Есть малейшие способности - ученик заговорит в эту неделю...

Отчего я берусь судить? Я не лингвист, не преподаватель, не эксперт. Вообще я с Петровым познакомился в Сандуновских банях, случайно, почти двадцать лет назад. Тут же выяснилось, что у нас много общих знакомых в разных странах. Мы оба тяготеем к образу жизни хиппи, смеёмся над начальниками и над разными приличиями, любим выпить, ну и много ещё разного. 

Но самое главное – у нас один подход к изучению языков! Только я этим всю жизнь занимался как бог на душу положит, по наитию, без оглядок на учебники, а он всё ж дипломированный профи. Окончил иняз имени Мориса Тореза и преподаёт в нём, в частности синхронный перевод.

Сошлись же мы на том, что в этом деле главное – наглость, алкоголь и противоположный пол, точнее носительницы языка. И вперёд! Обмениваясь воспоминаниями молодости, мы даже нашли в её глубинах одну для нас общую носительницу одного интересного языка...        

Но Дима обнаружил ещё одну важную вещь, которая нужна полиглоту-дилетанту... 

И главный вопрос у меня к нему в том числе такой:

Вот почему люди, за редкими исключениями, не знают иностранных языков?

А у него главный ответ, остальное уже детали, такой:

 – Всё дело в мотивации. «Да, надо бы выучить, а то некрасиво как-то…» – это не работает. Выучить можно только по необходимости или по страстному желанию. Когда человек уезжает жить в другую страну – это серьёзная причина, чтоб выучить язык. Хотя полно людей, которые двадцать лет в стране и не знают её языка.

Главный язык теперь – английский.

– Да. Он глобальный. Никто его уже не связывает с англичанами и с Англией как страной. И с Америкой не особо. Китаец может общаться с французом по-английски, не вспоминая ни про Англию, ни про Америку. Они просто используют этот язык для коммуникации, это удобно. Возьмём Индию: англичане были колонизаторами, потом они ушли, а язык остался, все им пользуются с удовольствием и не переживают. С русским языком та же история. Представим, что Россия, как большая льдина, отколется и уплывёт – как будут разговаривать между собой казахи и грузины? Вряд ли на английском…

Я в путешествиях всегда прислушиваюсь к попсе: на каком она языке? Это важный критерий! Так вот на всём постсоветском пространстве, включая Прибалтику, звучит наша попса. Значит, русский язык тут надолго… Массовая культура, сериалы, КВН, газеты-журналы – и тут очень много русского языка.

А вот ещё один мощный фактор: образование. В мире всего с десяток языков, которые могут угнаться за быстрыми изменениями, переварить весь объём информации, у которых есть потенциал и ресурс. Мало языков, на которых есть вся необходимая литература по науке и новым технологиям. 

Это особенно ярко видно в интернете. Десять лет назад он был англоязычный практически на сто процентов. Потом ещё несколько языков отвоевали себе какое-то пространство. Русский в их числе. А ещё китайский, японский, корейский, в Европе это французский, немецкий, португальский и итальянский. В последнее время ещё арабский интернет появился…

Язык – это вообще аполитичная и апатриотичная структура. Это как мобильная связь. К примеру, ты и я, мы можем создать свою систему сотовой связи. И будем с тобой внутри неё перезваниваться и ещё с десяток наших друзей туда притащим. Для прикола это хорошо. Но функционально ли? 

Язык – это система коммуникации, тут тоже важно количество абонентов. Их много в английском, русском, китайском языках. Это многомиллионные армии абонентов, а это даёт на несколько порядков больше возможностей в бизнесе, образовании…


Петрова часто, да всегда, спрашивают, а сколько он сам языков знает? Отвечает он не по-простому, не как дилетант, а всерьёз, как профи:

– Что такое – знать язык? Выучить на нём много слов? Но словарный запас – не самый главный параметр. Ещё любят так спрашивать: «Сколько языков ты знаешь в совершенстве?» Ни одного. Я и русского не знаю в совершенстве…    



Исаев-Штирлиц знал в совершенстве немецкий!

–Это сказки 1001 ночи. Мой первый иностранный, кстати, был немецкий. Получилось это так. Я учился в обычной школе, в райцентре Новомосковск Тульской области. Иностранный у нас шёл с пятого (в моём случае – английский), но со второго класса я стал ходить на уроки немецкого – в тот класс (пятый), где преподавала моя мама. Первая книга, которую я прочёл на немецком, был роман Ремарка «Три товарища». Сейчас мои дети немецкий по «Раммштайну» учат...

Иногда приходится слышать, что кто-то говорит на иностранном без акцента.

– Это миф. Как это – говорить на языке без акцента? Это абсурд, ведь каждый человек говорит на любом языке с каким-то акцентом. Говорить на английском языке без акцента – без какого именно акцента? Есть некий стандартный вариант, на нём говорят дикторы «Би-би-си», некоторые депутаты парламента и королева, – в рабочее время. А так - в той же Англии существуют десятки совершенно чудовищных диалектов, про которые у нас почти никто не слышал. Я уж не говорю про шотландский, ирландский и заморские варианты английского. И про лондонский диалект кокни тоже молчу… 

Так что если хочешь говорить на языке без акцента, выбери какой-то акцент и научись говорить с ним. Тогда ты сможешь утверждать, что говоришь без акцента. То есть ты будешь говорить на английском с каким-то из региональных акцентов. К тому ж надо иметь в виду, что язык меняется каждый день.

…В институте основной язык у меня был английский (второй – французский). Был у нас фонетический курс, это очень сурово: придыхания, подъёмы интонации… И я понял, что говорю ужасно. Я в отчаянии. Но тут в мою комнату в общежитии поселяют некоего Роберта Макдоналдса из Глазго. После первой его фразы на английском все мои комплексы по поводу фонетики слетели навсегда. Потому что он говорил куда хуже, чем я! Например, that он произносил как «дат». А другой британец, из Йоркшира, much читал как «муч», а Russia как «Руша».

Он даёт красивые образы, чтоб стало понятнее:

– Ещё раз вернусь к вопросу: что такое – знать язык? Это можно сравнить со спортом и с музыкой. Вот ты можешь с ребятами погонять мяч во дворе и сыграть собачий вальс. Значит, можно сказать, что ты умеешь играть в футбол и на фортепиано. Но есть же ещё чемпионат мира и конкурс имени Чайковского, куда тебя и близко не пустят. С одной стороны, есть технология с жёсткими схемами и алгоритмами, а с другой – живое поле со множеством оттенков.

Моя бабушка, кстати, окончила гимназию аккурат в 1917 году. Она читала мне сказки на английском, французском и немецком языках. И постоянно переживала по поводу дискриминации: её братья в мужской гимназии кроме этих языков учили ещё латынь и греческий… Во втором или третьем классе я начал играть в словари, тогда в магазинах их много было: чешские, румынские, венгерские и прочие социалистические. И я их листал, читал, пытался что-то понять. 

У нас там в техникуме при химкомбинате учились кроме своих ещё африканцы и кубинцы. Я подходил к ним и начинал: «Бонжур, месье!» Или «Буэнос диас, амиго!» Ну и так далее... Вообще, с иностранными языками я интуитивно натолкнулся на такую технику. Когда мы читаем по-русски, то через пару минут перестаём видеть буквы, уже не воспринимаем их как крючки на белом фоне – мы как будто видим кино, у нас появляются образы. 

Вот почему, когда мы видим экранизацию книги, то чаще всего недовольны: мы себе это по-другому представляли. Я постарался воспроизвести этот момент на других языках. В словарь лез только когда попадались слова, без которых уж совсем никуда, когда непонятно, о чём речь. Всё остальное и там, где не понимал, – додумывал, домысливал, старался поймать какие-то образы, картинки. Это такое расфокусированное восприятие.

 

Дальше Петров дал мысль (он её не раз повторял в наших разговорах и уточнял), рассказал о практике, которая мне кажется самой у него важной. Вот она:

– Давай возьмём для примера простую ситуацию. Когда ты говоришь по телефону, на родном языке, а связь очень плохая, треск, – ты чего-то не можешь расслышать, но в целом понимаешь, ты настроен на контекст. Когда ты говоришь на малознакомом языке, ты тоже многого не понимаешь, но вместо того, чтоб догадываться, впадаешь в ступор, у тебя срабатывает комплекс: это чужое, это невозможно понять! А если б ты по-русски расслышал тот же процент слов, то врубился бы...

 

То есть получается, что надо расслабиться! Представить себе, что ты никому ничего не должен. И настроить себя на легкомысленную волну. Кстати, и алкоголь, который помогает учить иностранный язык и далее на нём говорить, – он из этой же оперы.

После расспросов и наводок мне удалось-таки выяснить: Петров знает около тридцати языков (говорит на них). Причём после школы было, грубо говоря, пять. В институте сразу добавилась латынь плюс языки соседей по общаге (и по соцлагерю) – чешский, словацкий, польский, венгерский.

Ну хорошо, польский, кто ж не понимает польского... Но как учить венгерский? Вот это мне совершенно не понятно. Хотя кое-что в жизни я повидал и кое на чём говорю...

– Сначала разговорный, а потом фиксировать чтением. На венгерском я, помня содержание, читал «Трое в лодке, не считая собаки». Причём в данном случае мотивация выучить язык была сильнейшая – поспорил со студентами-венграми, с которыми мы жили в общежитии, на ящик венгерского пива. Ну и благо было на ком потренироваться. В назначенное время я сдал тест и пари выиграл.

Я захаживал в юные годы к вам в общагу иняза на Петровериге. Жалко мы с тобой там как-то разминулись, не встретились. Это было даже круче, чем институт культуры на Левобережной! Куда я ездил по выходным. У вас девки были поэкзотичней, иностранные, в том числе и из капстран, тогда это развлекало.  А почему с нашей стороны учились мужики, а с той бабы?

– В СССР считалось, что переводчик – это мужская профессия. А в большинстве других стран профессия считалась женской.

У нас мужская, потому что переводчики должны были работать с органами, что ли?

– Ну, половина выпускников уходила по военному распределению. Оказывали типа интернациональную помощь в разных странах. Я тоже её оказывал, но на месте. Когда я после института в нём же преподавал, мне дали группу никарагуанцев. Люди только что вышли из джунглей, воевали против контрас. И их отправили в Москву. Мне сказали: «Делай с ними что хочешь, но через год они должны заговорить на русском и английском». Но фактически я учил их ещё и письменному испанскому, потому что они на нём далеко не все буквы знали. 

Мои студенты – они были партизаны, и старшой перед уроком докладывал: «Компаньеро Дмитри, отряд никарагуанских революционеров на занятия по английскому переводу построен». А когда был зачёт, я по-партизански командовал: «Так, Луис и Мануэль на шухер, Карлос за пивом, Андрес в буфет за закуской!» А мы с командиром сидим заполняем зачётки.

Понятно, что при таких раскладах ты женился не на русской. А на индийской гражданке по имени Анамика. На своей студентке, вообще говоря!

– Да. Я уже преподавал, а она была студенткой. Её отец работал в издательстве «Прогресс», переводил русскую литературу на хинди, в основном Достоевского. И делал перебивки Чеховым. Хинди я ещё не знал тогда… 

А освоить пришлось, когда оказалось, что не понимаю родного сына. Получилось так: когда он начал активно общаться, несколько месяцев жил с мамой у родственников в Индии. Когда я приехал, сын меня узнал, но мы друг друга не понимали. И ради него я пошёл на этот приятный для себя подвиг – достаточно быстро освоил основы хинди, что закреплялось посещением индийских базаров, общением с местными продавцами.

Дмитрий! Ладно, сам человек может ставить над собой какие угодно эксперименты. Но больше всего в тебе потрясает то, что за неделю ты берёшься обучить новичка любому языку.

– Да, я действительно могу научить человека с нуля достаточно свободно говорить на иностранном языке, но это будет примитивный уровень. Триста-четыреста слов, в том числе пятьдесят глаголов, местоимения, служебные слова и прилагательные. Вот что важно: чтоб преподавать на уровне трёхсот слов, над самому знать тысячу. Триста слов – это первая неделя, дальше вторая, ещё столько же – это продвинутый уровень. И третья неделя, для желающих, – это я называю специальным уровнем. Человек уже может говорить на разные темы, например профессиональные.

Я вот как выпью, так бойчей говорю на малознакомых языках.

– Верно подмечено. Целое поколение студентов иняза начинало говорить именно по пьянке! Люди приходили в пивную и после второй раскрепощались и начинали друг с другом говорить на языках, которые изучали. Нужна встряска!


Полиглот Дмитрий Петров

Я знаю людей, который считают полиглота Петрова шарлатаном. А вот же: «Он неправильно учит людей! Они говорят с ужасными ошибками, и он их не поправляет! У них жуткое произношение, а про грамматику мы вовсе молчим! Да и сам он толком не знает языков!»

Критики методики преподавания упускают самое важное: ученики Петрова говорят с ошибками, но делают это начиная с первого урока. После дня занятий уже делают заказ в ресторане на языке, который утром был ещё не известен. После четырёх дней курса – на выезде, в стране языка, это всё сжато, а в Москве растягивается на две недели – студенты уже вполне болтают, не на все темы, но на основные. Никто никого за уши не тянет, можно выбрать какие угодно курсы. Но Петров неуклонно поднимает цены на свои учебные эти туры. Рекламы этих туров мне не попадалось.

Нам, дилетантам, со стороны кажется, что самое страшное – это синхронный перевод.

– Это особое искусство. Тут нужно знание нюансов языка, таких, чтоб можно было играть словами. И ещё требуется умение войти в некое особенное состояние… эмоционального равновесия. Хороший синхронист не впадает в панику, умеет выкрутиться, быстро вникает в новую тему. Сегодня ты переводишь конференцию Центробанка о финансовых инструментах, завтра – симпозиум по информационным технологиям, послезавтра – что-то про политику.

И как это всё охватить простому человеку?

– Так на подготовку даётся вечер, и надо быстро понять «мантру» – мы так это называем. То есть надо напрячься и постараться осознать: зачем люди собрались тут, чего хотят, в чём смысл этой встречи? Если обсуждаются технологии, то надо понять, чем одна лучше другой. Тут навык плюс интуиция. Ночью посмотреть присланную тебе презентацию темы, а утром переводить. Надо просто въехать...

Насколько реально повторить успехи и достижения Петрова? Не знаю... Но какие-то раскрытые им секреты, возможно, вам помогут. Сам же Петров, похоже, гений. Я думаю про это, когда читаю частушки, которые он перевёл с русского на разные языки мира. Лихо!  

Причём он сам их исполняет под гитару, на которой сам же и играет. Выучить ноты и аккорды – такая ерунда по сравнению с китайским. Или хинди. Вы понимаете? Хинди. За шестнадцать уроков… Но и хинди не предел. Кто видел его программы по ТВ, знают, что на втором уроке умники уже начали говорить по-китайски. Ну вот зачем, как, с какой стати? Меня это просто сразило. 

Я затребовал с Петрова объяснений. Он принялся мне спокойно растолковывать:

– После того как у нас вышло семь языков – английский, дальше итальянский-французский-испанский-немецкий-хинди и португальский… мы огляделись вокруг: что дальше? Идея была – взять греческий... Какой-то тюркский... Но против них китайский – всё-таки главный язык мира. Греческий я знаю. Казахский я в какой-то степени освоил. А в отличие от греческого и турецкого китайский я совсем не знал до недавнего времени. Вообще никак. Это с чистого листа.

А было страшно?

– Ну, я понимал всю неизбежность китайского… Всю свою полиглотическую жизнь я осознавал, что рано или поздно я упрусь в китайский. Можно было на халяву добавлять один за другим славянские языки и романские, до бесконечности… Но невозможно было ни от кого, от себя в том числе, скрыть тот факт, что впереди эта стена, в которую ты рано или поздно упрёшься. На китайском я знал только «нихао».

«Привет». Это даже я знаю.

– И всё! И никогда и нигде у меня не было даже знакомых китайцев! В Китай я один раз заехал на три дня синхронным переводчиком. Только Пекин. Гостиница, конференция с утра до вечера. Ну, погулял по городу… И так, гуляя, я понял, что там никакой язык не спасает. Никакой английский. С чего начать?

Да, и мне очень любопытно. Ну вот с чего?

– Я нашёл в Москве китайца, врача, ни в коем случае не филолога, он бы сразу всё испортил! И с ним начал заниматься языком. Моя вот эта знаменитая схема, выучить для начала сто глаголов, и ещё местоимения, и вопросительные слова, всего около двухсот, чтоб сразу учиться составлять фразы, – я и тут от неё не отступил.

А что с иероглифами?

– Иероглиф – это, конечно, зло, с точки зрения освоения. За них мы с моим соседом-китайцем не брались, и в телешоу тоже их не было. Но есть ещё и другой момент: это тон. Китаец слышит по-другому! Тон меняет весь смысл слова. А всего тонов четыре... Ну, это отдельный разговор. Значит, первые двести слов я выучил за два месяца. Учил-учил, и вот я еду в Китай! Со мной съёмочная группа, шесть человек, три камеры. Это чтоб снять фильм и показать его до начала нашей китайской программы. Фильм про то, как я учу язык. Принимал нас там корпункт ТАСС. И русскоговорящие китайцы, которые по очереди проводили со мной какое-то время, что-то мне объясняли.

А потом меня выпустили в народ. И я с ним разговаривал. На улицах, на Великой Китайской стене, в парке. На четвёртый день я с одной дамой, она оперная певица, училась у нас в Гнесинке, уже пошёл в ресторан. И пошло-поехало…

Не надо паниковать, на кой вам комплекс неполноценности! Всё подвластно человеку! Не каждому, да, но, может, вам повезёт. И вы попадёте в эту когорту избранных. Вы станете победителем. Вы просто не знаете ещё своих сил и талантов! 

Ну удаётся же это кому-то, а?

фото: Сергей Величкин

  

Похожие публикации

  • Дом, который обставил граф
    Дом, который обставил граф
    Алексей Толстой за вещами охотился, он ими гордился, он вступал с ними в отношения. И они тоже служили «ловкому плуту» и «щедрому моту», как называли писателя коллеги по цеху. Но не так, как служат людям обычные столы и посуда. Совсем иначе