Автор: Ираклий Квирикадзе
Пушкин, подводная лодка, керосиновый бак, генерал, зебра, бриллианты, первомайская демонстрация и любовь сотрудника КГБ к иностранке – всё в одном флаконе. Точнее – в рассказе Ираклия Квирикадзе
Это рассказ о трёх Инзовых. Один из них – генерал Иван Никитич Инзов – во время южной ссылки Пушкина всячески поддерживал поэта и выказывал ему большую любовь…
Когда-то, живя в Америке, я написал для кинокомпании «20 век Фокс» сценарий «Фотографии дуэлянта Пушкина». Сегодня, раскрыв его на страницах, связанных с генералом Инзовым, я прочёл:
«…В форменном мундире, при шпаге, Александр стремительно шагает сквозь пыль, поднятую овцами. Он спешит к генералу Инзову, хозяину южных колоний России.
Посреди двора, заросшего крапивой, стоит генерал и смотрит на полосатую зебру – зебра громко ржёт, показывая огромные жёлтые зубы. Александр, удивлённый этим зрелищем, подходит к генералу.
Коллежский секретарь Пушкин. Прикомандирован к вверенному вашему высокопревосходительству управлению… Честь имею вручить казённый пакет на ваше имя…
Генерал протянул руку за пакетом. Зебра вновь заржала. Генерал улыбнулся:
- Дикие животные – моя страсть. Имел страуса – не выжил. Верблюд Бонапарт в реку свалился. Теперь красавца этого прикупил у цыган.
Генерал Инзов разорвал пакет. Поднимает голову.
- Пишут о вас. Могу прочесть?
- Но, наверное, это не для моих ушей?
- Будете знать, что о вас думают в Петербурге… «Господин Пушкин увлекался анархической доктриной (какое-то время читает молча)… Его покровители полагают, что он раскаялся искренне и что, удалив его из Петербурга и окружив добрыми примерами, можно сделать из него прекрасного слугу государства, а также поэта первой величины…»
Зебра громко заржала.
…По окнам барабанят крупные капли дождя. В комнате беспорядок. Открыты чемоданы, вывалены книги. Входит вестовой генерала Инзова.
- Господин Пушкин, вас требует к себе Иван Никитич.
Александр открыл глаза.
Двор. Под дождём стоят генерал, Пушкин и несколько офицеров. Все смотрят на зебру, с которой стекают чёрные и белые полосы и оголяется серая шкура осла. Краски текут по двору мутными ручьями. Генерал оглядывается на Пушкина:
– Вот вам первое задание. Четыре дня назад, обдурив меня, старого осла, цыгане бежали в сторону Солёных озёр. Разыщите разбойников. С вами – десять всадников и лёгкая пушка для устрашения!
О том, что произошло далее, мало кто знает. Военный отряд несколько дней разыскивал цыган – нашли их в местечке Варзареште. Александр один пошёл на разговор с главой табора – були-башы. Вернувшись, велел отряду возвращаться назад. Сам остался, ничего не объясняя. Десять дней провёл Пушкин с цыганским табором. Десять ночей падал в объятия дочери були-баши. Однажды утром проснулся один, цыганка исчезла. «Она устала от тебя. Ты надоел ей», – получил он такую информацию. Пушкин покинул табор. Денег вернуть за фальшивую зебру не смог. Зато написал поэму «Цыганы». Инзову поэма очень понравилась, он простил молодого автора».
Потомок генерала Ивана Никитича Инзова жил в Тбилиси в сороковых – пятидесятых годах прошлого века. Я его хорошо помню. Он жил по соседству с нами в Музейном переулке, 16. Праправнука генерала звали Никита Львович Инзов. У него была своя керосиновая лавка. Инзова не любили. Помню, очереди, выстраивающиеся ещё затемно, я просыпался от звона бидонов, от грузинского, русского, армянского мата. Женщины дрались бидонами, кто-то из мужчин размахивал саблей, от него все шарахались. Напротив нашего дома жила голубоглазая восьмидесятилетняя княгиня Текла Баратова (Бараташвили).
Сыновья её воевали на фронте, она жила одна с собакой, которую звала Пушкин. Имя пса ничем не объяснить, кроме как безумной любовью Теклы Баратовой к Александру Сергеевичу Пушкину, к его стихам. Помню, как она целовала собаку в нос, лоб, глаза и шептала: «Мой Пушкин». Никита Львович Инзов сам приносил Текле шестилитровый бидон керосина несколько раз в месяц. У Инзова было два среднеазиатских помощника, они разносили бидоны уважаемым жильцам Музейного переулка и окрестностей площади Лаврентия Павловича Берии.
Наш Музейный выходил на эту площадь. К княгине Бараташвили нёс бидон лично хозяин. Текла была малоподвижна, сидела зимой и летом в большущем мужском драповом пальто, слушала по радио Левитана, Ойстраха, Долорес Ибаррури, Клавдию Шульженко. Когда Инзов ставил у её ног шестилитровый бидон керосина, голубоглазая княгиня расстёгивала верхние пуговицы своего пальто, потом расстёгивала верхние пуговицы своей шерстяной кофты, оголяла шею.
На шёлковом шнурке были нанизаны изумрудные, бриллиантовые, сапфировые кольца, серьги… Она снимала одно из украшений и вручала керосинщику. Тот доставал небольшую лупу и тщательно разглядывал очередную плату за керосиновый бак. Была зима, когда княгиня не смогла снять с шёлкового шнурка очередное кольцо.
Кончился длинный ряд драгоценностей, шнурок опустел. Инзов посмотрел на голою шею княгини, оглядел её комнату, заметил вышитый цветным бисером портрет поэта Пушкина, висящий на стене, спросил: «Шарики стеклянные?» Текла Бараташвили ответила: «Стеклянные». Инзов поднял принесённый шестилитровый керосиновый бак и ушёл с ним. Со временем об этой истории узнали в Музейном переулке. Некоторые считали, что керосинщик Инзов поступил правильно…
Третий Инзов, Иосиф, – главный герой этой разбросанной во времени и пространстве хроники. Её можно было бы по-хулигански назвать «Инзовиада», но я назвал её «Зебра, или Празднование 1 Мая 1980 года в Москве».
Иосиф, сын Никиты Львовича, самый хорошо знакомый мне человек из этой семьи. В юности, когда мы, мальчики Музейного переулка, играли в футбол, он, самый младший из нас, стоял на воротах, ловко отбивал мячи. Потом переехал в Москву, в 1980 году мы встретились в гостинице «Интурист», и его рассказ завершает мою хронику.
…1 Мая. Улица Горького заполнена толпами людей. Они движутся к Красной площади, где на Мавзолее стоит всё правительство страны СССР. На фасаде гостиницы «Интурист» висит огромный портрет Леонида Ильича Брежнева. Он заслоняет несколько этажей… (Лучше начать рассказ чуть раньше.)
…Утро того же дня. Парад ещё не начался. В номере 713 гостиницы «Интурист» лежит Мари Мориссо, молодая канадка. Она глотает таблетку. Морщится. У неё ангина.
В окне видна оборотная сторона портрета Брежнева. Прозрачный красный холст, на котором глаз, густая бровь, часть носа. На коленях Мари Мориссо – открытки с видами Москвы. Мари пишет письма, при этом кашляет. Обвязывает горло шарфом.
В кабине гостиничного лифта едет Иосиф Инзов. Ему двадцать пять лет. Он практикант школы КГБ. Не так давно начал работать в гостинице. На нём светлый плащ, серая сорочка, полосатый галстук.
На седьмом этаже лифт останавливается.
Иосиф Инзов выходит и идёт по коридору. Стучится в 713-й номер. Выждав паузу, достаёт из кармана плаща связку ключей. Выбрав один, Иосиф просовывает его в замочную скважину и порывисто входит в номер. Видит молодую канадку, лежащую в постели, говорит:
- Извините, но вы должны встать и выйти из номера.
Говорит по-русски, но Мари поняла, так как слова «встать» и «выйти» Иосиф изобразил с расчётом, чтобы иностранка поняла его.
- А почему? – спрашивает Мари по-французски.
Инзов бойко, на этот раз не задумываясь, как донести до молодой женщины смысл своего требования, говорит:
- Во время праздничных парадов на Красной площади с десяти утра до четырёх часов дня не разрешается находиться в номерах, выходящих окнами на улицу Горького…
- Но почему?
Иосиф показал пальцем в окно, где сквозь брежневский портрет можно различить праздничную толпу со знамёнами, плакатами.
- Во избежание террористического акта. Возьмёт кто и бросит из окна бутылку, и не просто бутылку, а «коктейль Молотова». Представляете, что может случиться?! Вам надо встать и уйти.
Мари не очень поняла монолог Иосифа, но жесты показывали «надо встать и уйти».
- Я больна.
Иосиф только сейчас заметил на стуле, рядом с постелью, таблетки, градусник. Иосиф повернулся и, ничего не говоря, вышел из номера. Постучался в соседний. Дверь открыл пожилой немец.
- Вы говорите по-русски?
Немец отвечает с сильным акцентом:
- Немножко.
- Вы должны уйти из номера. Он до четырёх часов должен быть закрыт. После парада возвращайтесь…
Немец слушает, поправляет спадающие волосы. Иосиф показывает немцу на часы.
– Через полчаса парад. Понятно?
- Да-да. Но…
Немец ухмыльнулся, захлопнул дверь номера.
Иосиф открыл ключом следующую дверь. В номере пусто. Иосиф заглянул в ванную, там никого. «Видимо, вышел или не ночевал», – сказал он сам себе. Поднял пёстрый галстук, приложил к воротнику своей рубашки, секунду полюбовался в зеркало, потом вернул галстук подушке и вышел. Проверил ещё один номер. Ряд номеров, выходящих окнами на улицу Горького, закончился.
Иосиф сел в лифт и спустился на первый этаж. Пройдя коридор, вошёл в небольшую рабочую комнату. Денис Творогов, лейтенант, сидел за столом и смотрел в окно. Иосиф сообщил лейтенанту:
- В номере семьсот тринадцатом больная с высокой температурой. Лежит, не встаёт.
Лейтенант оглядел Иосифа с головы до ног:
- Что ты сказал, Инзов?
- Иностранка в семьсот тринадцатом, больная…
Лейтенант молча встал, толкнул дверь. Иосиф за ним. Сели в лифт, поднялись на седьмой этаж. Вошли в 713-й номер.
Мари лежит, не меняя позы. Лейтенант пытливо посмотрел на иностранку.
- Высокая температура?
Мари не поняла. Лейтенант сделал шаг к постели, взял со стула градусник, посмотрел на деления. Потом подошёл к брежневскому глазу и посмотрел сквозь него вниз на улицу Горького.
- Нельзя, но… – Он явно не знал, как поступить в данной ситуации. – А может (повернулся к Иосифу), будешь в номере до четырёх часов? Возьми стул и сиди.
Иосифу не по душе была перспектива сидеть в номере больной до четырёх часов.
- А что она может сделать, Денис Васильевич?
- Оставлять её одну нельзя. Год назад пьяный поляк бросил из своего окна «Зубровку», бутылка долетела
до человека, старого стахановца, бедный держал знамя, голова треснула, как арбуз! С нас три шкуры содрали…
Лейтенант резко повернулся к Мари и тоном, не терпящим возражения, сказал:
- Этот человек будет сидеть здесь!
- Лейтенант взял стул и, как бы иллюстрируя свои слова, подтолкнул к стулу Иосифа, усадил его.
- Он не будет вам мешать. Считайте, что его нет в номере. Человек-невидимка!
Лейтенант ушёл. В гостиничном номере воцарилась долгая, неловкая пауза.
За красным полотном портрета кричали «ура!». Инзову хотелось обернуться к молодой красивой иностранке, но раз он не сделал этого сразу, после ухода лейтенанта, не спросил её: «Как ваша имя?», то сейчас это сделать было неловко. Мари, указав пальцем на холодильник, сказала:
- Я могу попросить вас воду?
Иосиф подошёл к холодильнику и открыл его. В пустом холодном пространстве стояла бутылка минеральной воды. Иосиф вынул её. Увидел среди лекарств открывалку. Шипучая вода полилась в стакан.
- Аква!
- Аква!
Выпив воду, Мари улыбнулась и сказала Иосифу:
- Знаете метро «Парк культуры»? Там букинистический магазин. На витрине книга – в одном томе весь Пушкин. Огромный том. Не понимаете, что я говорю?
Иосиф удручённо кивнул.
Мари сделала жест рукой, давая понять: «Не смотрите на меня, я должна встать и пойти в туалет». Иосиф отвернулся. Мари выбралась из-под одеяла, у неё хорошая фигура, загорелые ноги проглядывают сквозь кружевную комбинацию.
Иосиф посмотрел на свои часы. Они встали. Иосиф потянулся к телефону, набрал «100» – справочную точного времени. Ответа нет. Иосиф вышел из номера.
Коридор. Настенные часы. По ним Иосиф ставит стрелки на своих часах. Бесшумно мерцает экран телевизора, в котором праздничные толпы демонстрантов идут по улице Горького. Рядом с телевизором лежат кем-то оставленные ветки сирени. Видно, что ветки свежие. Иосиф сел в кресло. В этот момент раскрылись двери лифта. Вышел лейтенант Творогов, не заметив Иосифа, прошёл мимо. Лейтенант открыл дверь номера рядом с номером Мари Мориссо. Вошёл. Иосиф осторожно пошёл по коридору. В дверной щели увидел лейтенанта, который стоял, прижав правое ухо к стене, весь превратившись в слух. Похоже, вслушивался, что происходит в номере Мари Мориссо.
В вестибюле беззвучно мерцает телевизор. На Мавзолее стоят члены Политбюро. Неожиданно Иосиф схватил сирень и осторожно пошёл к дверям немца. Лейтенант продолжал держать ухо прижатым к стене. Увидев Иосифа, сказал:
- Осторожность, осторожность и ещё раз…
Не договорив, лейтенант легонько подтолкнул Иосифа в номер Мари.
…Девушка спит. Иосиф вошёл в ванную комнату, налил в пустой графин воду, поставил в неё сирень. Резкий стук в дверь. Иосиф – к дверям. Графин с сиренью поставил на пол. В дверях грузный, хмурый человек.
- Ты взял цветы?
- Какие цветы?
- Сирень.
- Нет.
К мужчине подошла женщина небольшого роста с высокой рыжей причёской:
- Как же нет, товарищ Батыров, я видела – он взял и прыжками, как козёл…
- Я не козёл.
- У тебя девица в номере?
Женщина резко рванулась в номер и оказалась рядом с графином, полным цветущей сирени. Победно хохотнув, она вытянула из графина цветы, зло взглянула на Мари, которая проснулась и не понимала, что это за женщина с высокой причёской и что за цветы.
Женщина вышла, хлопнув дверью, крикнула:
- У него девица в номере голая! Он охмуряет её нашими цветами, товарищ Батыров!
Мари спросила:
– Как вас звать?
Иосиф молчит. Мари спрашивает по-английски, английский более понятен.
- Иосиф.
- Я Мори Мориссо. Я не поехала в Ярославль со своей группой… Глупо получилось… И этот том Пушкина…
Иосиф не понимает её слов.
- У вас есть друг, кому можно позвонить? Кто знает язык?
Иосиф догадался, что она сказала. Заглядывая в блокнот, набрал номер.
- Алло, Ираклий?
- Да…
…Если кто читал в журнале STORY мой рассказ про гостиницу «Интурист», может, помнит, что я какое-то время благодаря Анфисе Никаноровне Тушиной, администраторше и родственнице, работал в «Интуристе» переводчиком с французского. Там-то я и встретил Иосифа Инзова, давнего тбилисского соседа по Музейному переулку, 16, проходящего практику в «Интуристе».
- Ираклий, я сейчас в смешном положении. Канадка что-то мне говорит на французском, а я не понимаю её. Она мне очень нравится…
- Ты хочешь, чтобы я перевёл ей «ты мне очень нравишься»?
- Нет-нет, я у неё в номере нахожусь, ты же знаешь, во время парада…
- Выселяют из номеров… Знаю.
- А она лежит больная. Я слежу…
- За чем?
- Хрен знает за чем! Можно я передам ей трубку? Она что-то про Пушкина меня спрашивает, а?
- Можно. Но давай я позвоню тебе через двадцать минут?
Иосиф положил трубку, погладил себя по животу и спросил:
- Живот у тебя голодный, да?
Мари засмеялась. Закивала головой. Иосиф пошёл к выходу. Ручка двери зацепила карман плаща и разодрала его. Мари приподнялась на подушках, показала:
- Давай зашью!
Иосиф отмахнулся: бог с ним. Вышел. Горячие сосиски, сыр, хлеб, горчица. Всё это на двух тарелках Иосиф внёс в номер больной иностранки.
Мари надкусила сосиску.
Вкусная.
Зазвонил телефон. Мари подняла трубку.
- Это Ираклий Квирикадзе. Вы хотели что-то сказать Иосифу, он просил перевести.
- У вас есть время послушать мой бред?
- Да.
- У моей бабушки Елизаветы, русской, в большой канадской семье в Торонто… Фамилия её Толбухина. С ударением на «у»… У неё много русских книг…
- В Торонто?
- Да, главная бабушкина книга – Пушкин. Издание «Академкнига», весь Пушкин в одном томе. В детстве я часто листала её…
Иосиф любуется Мари, увлечённо говорящей на своём языке. Мари сняла шарф, улыбается, оживлённо говорит. Она стала очень красивой – пшеничные волосы, зелёные глаза.
- …Одна картинка к стихотворению «Утопленник» всегда пугала меня. Утопленник стучится в окно. Я до смерти боялась его. В волосах водоросли, пустые глазницы, я боялась на него смотреть. А остальные картинки чудесные – «Сказка о царе Салтане», «Евгений Онегин». Когда я наталкивалась на «Утопленника», я плакала, кричала в ужасе!
- От картинки?
- Да. Я вырвала картинку «Утопленника». Знаю, что это преступление.
- Мари, что вы хотите, чтобы я перевёл Иосифу?
- Я была маленькой, когда наш дом ограбили. Всё унесли. И тот том Пушкина.
- И?
- Прошло пятнадцать…нет, семнадцать лет. В Москве два дня назад в букинистическом магазине около метро «Парк культуры» смотрю – Пушкин, такой же, в витрине. Продавца прошу, он показал книгу, листаю… Руки почему-то дрожат. Почему мне кажется, что именно эта книга – бабушкина? Тираж-то огромный – сто тысяч! И… О боже… Нет картинки «Утопленника». Вижу следы вырванной картинки…
-Та самая книга?
-Та самая.
- Невероятно. Как она попала из Канады в Москву? А может, кто-то ещё пугался этого «Утопленника»?
- И тоже вырвал картинку? Нет. Я даже узнала свой обрыв.
- Странно. А сколько книга стоит?
- 165 рублей. Знаю, дорого. Но я схватила своего Пушкина, не отпускаю. А мне его не продают. У меня доллары. Продавец ни в какую не принимает доллары. Чуть не выгнал меня. Магазин закрывался, было восемь часов…
Говорящие на французском так увлеклись диалогом, что забыли об Иосифе. Тот молча смотрит на Мари Мориссо. Она продолжает:
- Завтра второе мая. Всё закрыто. А послезавтра утром мы улетаем…
В номер 713 резко, без стука вошёл лейтенант Творогов.
- Четыре часа!
- Уже?
Прощайся, Инзов. Пошли.
Иосиф встал со стула, взглянул на Мари:
Она что-то хотела мне сказать.
- Пошли. Наговорились.
Иосиф и лейтенант – в комнате спецотдела. В окне видна площадь, группы расходящихся демонстрантов. Какой-то человек собирает брошенные на тротуаре круглые фанерные щиты с надписями «Мир», «Равенство», «Братство». Лейтенант протягивает Иосифу исписанный лист бумаги:
- Что за история с сиренью?
Иосиф молча читает. Потом говорит:
- Я хотел сделать ей приятное…
- Ну и как? Ей было приятно?
- Она не успела увидеть цветы, ворвалась эта, – Иосиф указал на лист, – схватила сирень и унесла. А потом пишет: «пьяная в постели…»
- А ты знаешь, что находиться в номере наедине с молодой иностранкой запрещено?
- Но вы же сами велели мне сидеть с ней с десяти до четырёх?
- Да, велел. Но вот тут написано… – листает инструкцию. – Правила поведения работника госбезопасности. В поезде, например: если в купе с тобой едет молодая иностранка, ты обязан вызвать проводника и потребовать перевести тебя в другое купе… Во избежание провокации!
В комнате воцарилась тишина. Лейтенант говорит:
- Я бы порвал это письмо про сирень, но ты не даёшь мне возможности верить тебе. Влюбился в иностранку!
- Влюбился? Я сидел и смотрел на неё, как вы велели…
Лейтенант вынул пачку «Голуаз», закурил, затянулся, выпустил дым и погрозил Иосифу пальцем.
- Иди! Но знай, гостиница «Интурист» не бордель, чтобы никаких больше шуры-муры с иностранками!
…Иосиф идёт по вестибюлю гостиницы. Остановился, посмотрел в зеркало пустого лифта и неожиданно вбежал в него. Нажал кнопку седьмого этажа.
Мари Мориссо взглянула на Иосифа так, словно ждала его возвращения. Не зная, что сказать, Иосиф показал на рваный карман:
- Пожалуйста… Пришейте!
Мари рассмеялась. Показала ему жестом «снимите плащ» и «подайте вон ту сумку». Иосиф подал. Мари достала иголку, нитки. Иосиф снял плащ, сел на стул.
…Вечер. В ресторане «Интурист» много народу. На эстраде поёт Анна Шагал. В зале полутемно. Луч света направлен на поющую певицу. В полумраке видны Иосиф Инзов и Ираклий Квирикадзе. В ресторанном шуме Иосиф сказал:
- За эти пять часов, что я не произнёс ни слова, что-то случилось со мной.
- Любовь?
- Не знаю. Весь день думаю, что это…
Ираклий попытался пошутить:
- Весна. Девушка в постели…
- Ираклий, о чём она тебе говорила по телефону? Почему всё время повторяла Пушкин, Пушкин, Пушкин?
Неожиданно в ресторане погас свет. Анна Шагал продолжала петь без микрофона. Ираклий прошептал Иосифу историю книги Пушкина, которую Мари Мориссо случайно обнаружила в букинистическом магазине у метро «Парк культуры».
- Как?
- Так. Та самая книга. Одна из ста тысяч!
- Фантастика!
Оба молчат. Темнота. Кто-то принёс горящую свечу, высветил лицо Анны Шагал. Иосиф поискал рюмку на столе. Выпил.
- Я куплю этого Пушкина и подарю ей.
- Книга антикварная. У неё деньги есть, нужно только поменять доллары. Но проблема в том, что третьего утром её группа уезжает, она никак не успевает. Магазин открывается в одиннадцать...
- А самолёт?
- В двенадцать. Так она сказала.
- Я знаю, что делать. Я пошёл. Ираклий, спасибо!
…Инзов позвонил жене Оле Сорокиной, с которой недавно развёлся.
- Здравствуй, Оль… Хочу встретиться. Два слова сказать. Не по телефону.
- Приходи!
Небольшая комната на площади Восстания.
- Оля, мне нужно сто шестьдесят пять рублей. Точнее, сто тридцать, остальное у меня есть. Верну, клянусь! Не отказывай, Оль! Надо позарез…
- Работаешь в «Интуристе»?
- Да.
- Пригласил бы в ресторан. Там у вас так гуляют. По Москве легенды ходят.
- Вообще-то давай, приглашу тебя и твоего нового, как его звать?
- Босх Константин, очень ревнивый.
- Что за фамилия?
- Босх как Босх…
- Богатый?
- Да (пауза). Сколько ты сказал – сто тридцать?
Раздался резкий звонок в дверь. Оля от неожиданности надкусила губу.
- Сегодня же он дежурит! Сейчас! А куда тебя девать, Инзов?
Идёт открывать дверь. На пороге мужчина в чёрном костюме, галстуке, с цветами. Тяжеловес, но рыхлый.
- Нас отпустили. Оставили Тиграна дежурить. А нам дали волю (смеётся).
Босх обнял Олю. Сгрёб в одну охапку и её, и цветы. Энергично, по-медвежьи бросил их на кровать.
- Сегодня праздник, я выпил и…
- Костя, подожди…
Босх не ждёт.
- Девочка, не брыкайся!
В щели шкафа, где неожиданно для себя оказался Иосиф, видно, что Босх пытается раздеть его бывшую жену. Иосиф не выдержал стыда тайного высиживания в шкафу, резко открыл дверцу и вышел. Константин опешил:
- Это кто?
Иосиф отводит глаза от полуобнажённой Оли и говорит:
- Оля, сто тридцать рублей, и я исчезну.
Босх взревел:
- Что?! Что?!
Он в два прыжка оказался рядом с Иосифом и ударил его. Иосиф пошатнулся, но тут же как-то ловко нанёс удар тяжеловесу. Началась драка. Её не назовёшь красивой, но длилась она изрядно долго. Босх навалился на Иосифа, тот с трудом выполз из-под туши и стал бить его ногами. Оля оттащила бывшего мужа от лежащего на полу медведя в прихожую. Сунула руку в лакированную сумочку, вынула оттуда деньги, всучила их Иосифу, открыла дверь:
- Линяй!
Босх, встав с колен, рванул к ним. С пятого этажа сталинской высотки Инзов сбежал, не дождавшись лифта. Вслед ему гремело: «Стой! Стой! Стой!» В свете уличного фонаря Инзов посчитал деньги, не хватало пятидесяти пяти рублей. Поехал к родной тётке. Просидел час с лишним. Тётка Виктория работала в издательстве, Иосиф спрашивал её о книге Пушкина, где всё в одном томе. Ему пришла в голову мысль: а что если достать этот том, не дожидаясь третьего мая, и преподнести Мари Мориссо? Тётка Виктория глубоко вздохнула и сказала: эта книга, изданная в 1937 году, в столетие А.С. Пушкина, очень редкая.
- А у кого-нибудь она есть?
- У Евтушенко видела в Переделкино. Зачем ищешь?
Иосиф Инзов в час ночи приехал на электричке в Переделкино. Продрался сквозь бурьян и вышел к тёмному дому Евтушенко. В одном окне увидел открытую форточку. Вполз змеёй в форточку и повис вниз головой, застыл, услышав чьи-то шаги. Мимо него в темноте прошёл поэт Евтушенко. В трусах, он спросонья не заметил вытянутую мужскую фигуру. Форточка рядом с туалетом, куда отправился поэт. Иосиф решил: раз его не заметили, пока хозяин не вернётся в спальню – не шевелиться. Евтушенко вышел, пройдя в шаге от Иосифа, вдруг со всей силой ударил его скалкой, которую схватил тут же, у кухонного стола. Удары посыпались градом. Иосиф упал на пол.
- Ты кто, гад?
- Евгений Александрович продолжал неистово колошматить непрошеного гостя.
- Бриллианты у меня не здесь… Сука! – Удар, удар, удар.
- Не бриллианты! Пушкин!
- Пушкин?!
Иосиф, как смог, объяснил поэту цель своего ночного нашествия. Поэт стал хохотать.
- Ты сумасшедший!
Включил свет.
- Пушкина моего не получишь! Да ещё из него страницу вырвать! (Выматерился.) Но, может, я помогу тебе. Который час?
- Два часа.
- Директор «Букиниста» у «Парка культуры» – мой приятель, Марк Александрович Суров, чудо человек, но кто звонит в два ночи?
И всё же позвонил Сурову. Тот спокойно выслушал странную просьбу, сказал: «Пусть твой меджнун (с персидского «сошедший с ума от любви») придёт третьего в девять утра».
Утро. Метро «Парк культуры». Бородатый продавец открыл магазин и впустил Инзова, у которого на лице следы евтушенковской скалки. Достал с витрины книгу «Пушкин. Академкнига. 1937 год» и протянул Иосифу. Тот, схватив книгу, бросив на прилавок деньги, выбежал из «Букиниста».
В вестибюле «Интуриста» – канадская группа туристов с чемоданами, среди них Мари Мориссо. Иосиф Инзов, практикант школы КГБ, вбежав в гостиницу, летит к Мари, шепча на ходу: «Фор ю презент», – и протягивает тяжеленный том Александра Сергеевича Пушкина.
Много лет я не видел третьего Инзова. Неожиданно четыре дня назад он появился на презентации моей книги «Мальчик, идущий за дикой уткой» в «Библио-Глобусе». Пришёл получить автограф автора. Мы оказались в грузинском ресторане «Чайковский в Тифлисе», что в подвале Зала имени Чайковского. Иосиф рассказал о своей сумасшедшей жизни. Воевал во всех горячих точках планеты Земля. Сербия, Африка, Латинская Америка, полгода провёл на подводной лодке, бездвижно лежавшей на дне Гудзонова залива, смотрел в перископ на Нью-Йорк. Мы вспомнили «Интурист». Я мог бы рассказать любую его сумасшедшую историю, например, как он искал тайную дверь пирамиды Хеопса. Но выбрал простенькую первомайскую хронику 1980 года. Знаете, почему? Слушайте.
«Ираклий, я искал много лет Мари Мориссо, знал о ней всё. Но не мог найти. Всё что-то мешало. Только однажды мне показалось, что вот она! Я слышал, вроде бы Мари переехала в Нью-Йорк…
Наша подлодка лежала под статуей Свободы, выполняла сверхсекретное задание, и вдруг вижу в перископе – по нью-йоркской набережной бежит девушка, как две капли воды Мари Мориссо. Вижу – и что?! Открыть люк лодки, поплыть, выбраться из воды у нью-йоркской набережной, побежать за Мари Мариссо с криком "Люблю тебя!" я не мог. Поэтому молча следил в перископ за девушкой в спортивной форме и думал, сколько еще лежать на дне Гудзона».
иллюстрация: Александр Яковлев
