Радио "Стори FM"
Зачарованный рыцарь

Зачарованный рыцарь


Автор: Максим Кантор

Баллады о Робин Гуде образуют классический рыцарский куртуазный роман. Теперь этот эпос существует и по-русски
 

Когда смотришь карту средневековой Европы, видишь, что леса властвуют на европейском пространстве. Шервудский лес или Бернсдейлский лес, Мурмальский лес или Бодурский лес – их могущество сопоставимо с графствами. Леса населены львами и драконами, гномами и девами озера, причём это не сказочная метафора, но факт: в раннем Средневековье львы обитали в европейских лесах вплоть до Франции; низкорослое племя пиктов, колдуньи и прорицательницы, коих путник мог принять за ведьм, – это столь же естественные подробности жизни, как сегодняшний компьютер. Скорее всего, уцелевшие от ледникового периода рептилии и были теми драконами, которые доживали свой век в пещерах и озёрах.

robin.jpg

Странствующий рыцарь в лесу встречался со всей историей разом – от Юрского периода включительно.
Шагнуть в чащу – значит отказаться от сомнительной власти городов и попасть под защиту иной, возможно, более могущественной власти – стихий и духов. Раб бежит от жестокого хозяина в лес и становится не просто вне закона королевства; он становится вне законов непрочной цивилизации. Странствующий рыцарь средневекового эпоса, отправляясь в лес, переходил в иную реальность: за опушкой кончается логика города, наступает иной мир.
Между прочим, столкновение Робин Гуда с лесниками (это один из самых частых эпизодов баллад) есть не что иное, как встреча с духом леса. Во многих рыцарских романах возникает фигура загадочного и властного лесника, встречающего странствующего рыцаря. Так, Ивейн («Рыцарь со львом») встречает лесника у источника. Так, герой «Мула без узды» встречает виллана-лесника. Лесник опасен и непредсказуем, он может быть и добр, и зол – в точности как в балладах о шервудском странствующем рыцаре. 
Робин Гуд из Шервудского леса – это звучит как титул загадочного графа; как таинственный герб на щите неизвестного рыцаря. 
Цикл баллад о Робин Гуде, в котором каждая баллада дополняет предыдущую и все сплавлены сюжетом жития главного героя, есть не что иное, как рыцарский эпос.
Воспринимая истории о лесном разбойнике вне общей линии повествования, масштаб замысла понять трудно. Однако перед нами именно эпос, прошедший в своём возникновении необходимые стадии – от анонимного (народного) творчества до осмысленного авторского сочинения. 
Создан эпос в ту пору, когда появились первые рыцарские романы, и это тоже рыцарский роман. Грань между жестой (так определяют жанр первых сочинений о Робине – так называют фольклорное описание жизненного пути), рыцарским романом и житием святого в Средние века весьма условна, размыта.

Скажем, история любви Тристана и Изольды претерпела ряд трансформаций, пока не превратилась в роман Кретьена де Труа, а потом и Жозефа Бедье. То же самое касается и монументального «Парцифаля» баварца Вольфрама фон Эшенбаха, и историй Гальфрида Монмутского, и поэм о Крестовых походах.

Определяя жанр (через определение жанра – дидактический пафос) произведения, надо учесть, что Средневековье представляет густое сплетение жанров в принципе: самым выразительным сочетанием жанров является готический собор, в котором авторство отдельной скульптуры растворяется в общем замысле. 


Собор – рвущееся в небо здание, устремлённое каждой линией в облака, – утверждает идею бесплотного единения с Богом, но отдельная скульптура в соборе (любимый мотив – Неразумная дева, например) может быть исключительно земным.    



Трубадур Бернарт де Вентадорн, куртуазный поэт, принимает участие в Крестовом походе, каковой обрастает сочинениями отнюдь не куртуазного толка, однако отделить одно от другого невозможно, да и не нужно. Вентадорн воспевает Альенор Аквитанскую, вдохновительницу Второго Крестового похода, и отблеск большого костра ложится и на лирику, но лирика от того не менее изысканна.

Сочетание куртуазного слога и кровавого эпоса – не редкость: бывший трубадур, епископ Тулузы Фолькет (воспетый, кстати сказать, Данте в 9-й песне «Рая»), возглавил крестовый поход против альбигойцев вместе с де Монфором. И эти события происходят на юго-западе Франции практически одновременно с тем, как на севере Англии, в Шервуде и Бернсдейле, охотятся за мятежным Робин Гудом. Это только кажется, что одно далеко от другого; истории Англии и Франции так переплетены в эти годы, что перед нами просто параллельный неф в том же самом средневековом соборе.

События, описанные в балладах о Робине, происходят на несколько лет раньше похода на альбигойцев – и параллельно Третьему Крестовому походу, затеянному Ричардом Львиное Сердце, сыном Альенор Аквитанской. 

derevo.jpg
 

Кажется необязательным знать все эти подробности, но персонажи властно напоминают о себе, исторические фигуры возникают сами собой – подобно скульптурам в соборе, неожиданно появляются в нишах, их находишь спрятавшимися за колоннами. 

Тот же самый Симон де Монфор, который ведёт войска на альбигойцев, будет подавлять баронские восстания в Англии после правления Иоанна Безземельного, брата Ричарда Львиное Сердце, – с Иоанном и Ричардом не раз встретится Робин Гуд. Стоит взглянуть на одного из персонажей баллад, как за его плечом открывается весь огромный собор Средневековья. 

Лирика буквально внедрена в эпос, биография – в движение толп, баллада – в историю: всё переплетено так, чтобы мы ощутили, насколько густо заселён смыслами лес Средневековья.

Развести жанры, представить события менее запутанными, разложить собор на составные детали, отделить соборную скульптуру от трёхнефной структуры – задача нелепая. 

Остаётся добавить, что средневековый собор – это одновременно и лес. 

Более того, собор – это прежде всего лес. Именно ощущение леса как волшебной, не подвластной разуму субстанции и породило архитектуру собора. Взгляните на переплетающиеся аркбутаны у вас над головой – это ветви сплелись в причудливый узор. Взгляните на табернакли – это гнёзда на деревьях. Смотрите на колонны – ведь это стволы деревьев. На каждом надгробии собора вы найдёте дракона. Как правило, фигуры драконов помещают в изножье – так вообразите, сколько же драконов таилось в средневековых лесах.


I

Нащупывая различия между фольклорной жестой и куртуазным романом, надо указать на изощрённый характер переживаний героя. В куртуазном рыцарском романе появился особый, не свойственный фольклорному житию нравственный идеал, провоцирующий поступок; целью странствующего рыцаря является недостижимое совершенство: иногда это поиск Святого Грааля, но в целом рыцарь ищет способ доказать любовь к Прекрасной Даме небывалыми подвигами. 

Жизнь, ставшая бесконечным подвигом во имя любви к Даме, получила название куртуазной – горе и боль в таком случае переживаются как комплимент, который рыцарь преподносит возлюбленной. Куртуазное служение рыцаря Прекрасной Даме имеет важную составляющую: Прекрасная Дама – это не просто выбранная в качестве идеала красавица в далёком замке; Прекрасная Дама – это земное воплощение Богоматери. 

Служа Даме, странствующий рыцарь переживает чувства, скорее напоминающие религиозный экстаз, нежели земное чувство к конкретной особе. Одновременно с рыцарским романом существует провансальская куртуазная поэзия, в которой этот мотив – слияния образа Богоматери с Прекрасной Дамой – звучит в полную силу. И крещендо достигает эта тема в «Новой жизни» Данте, написанной в те же годы. Структура «Божественной комедии», собственно говоря, вполне соответствует куртуазному рыцарскому роману: Данте предпринимает опасное путешествие во славу Прекрасной Дамы − Беатриче. 

Он спускается в Ад, проходит его круги, исследует Чистилище, и, прежде чем перейти в Рай, где он и встретит Беатриче, Данте подвергается практически тем же опасностям, каким подвергаются рыцари, отправившиеся на поиски Грааля ради своей Дамы. Пылающие озёра, реки крови, неприступные скалы – это пейзаж дантовского Ада, но это и обычный антураж средневековых приключений рыцаря. Даже традиционные звери, охраняющие вход в волшебный замок, здесь присутствуют: Парцифаль или Гавейн непременно встречают свирепых львов; в случае Данте это лев, пантера и волчица. 

И путешествие традиционно начинается в тёмном лесу – в сумрачный лес попадает всякий странствующий рыцарь, попадает в лес и Данте, «земную жизнь пройдя до половины». Таким образом, «Комедию» флорентийца вполне можно и даже следует рассматривать как инвариант куртуазного рыцарского романа. Что же касается влияния провансальской поэзии на автора «Новой жизни», то об этом говорено многажды. 

les.jpg


Как и классический образец странствующего рыцаря, Робин Гуд скитается в тёмных лесах; это человек благородного происхождения, скрывающий своё имя, что также является одним из атрибутов куртуазного сюжета. Робин носит капюшон (Hood), закрывающий его лицо, – это именно рыцарская деталь, особенность странствующего рыцаря, хранящего инкогнито; так именно поступал Ричард Львиное Сердце, возвращаясь из Святой земли и скрывая королевский лик под капюшоном. 

Параллель с королём Ричардом и даже дружба с ним подчёркнуты в робингудовском эпосе весьма часто. Пряча своё происхождение (в реальности он граф Хантингтон), обедневший рыцарь Роберт повторяет классический сюжет рыцарской эпопеи: он становится Робином Капюшоном так же точно, как становился Ивейн Рыцарем со львом. 

Но и храня инкогнито, скрываясь от света, рыцарь готов спешить на зов Прекрасной Дамы, рискуя всем. Так, Робин Гуд спешит в Лондон по прихоти королевы Кэтрин. Или отправляется на опасный бой, узнав, что дочь короля насильно выдают замуж. Эти поступки – абсолютно стандартное, принятое рыцарское служение. Порой служение Прекрасной Даме (кстати говоря, безразлично какой: английской королеве или бедной вдове из деревни, – так и Парцифаль, служа единственной, готов откликнуться на каждый зов обиженной женщины), служение женщине реальной приобретает сакральный оттенок. Робин Капюшон – исключительно набожный рыцарь, его можно сравнить с тем «рыцарем бедным», что «сгорел душою» от страсти к Богоматери. 

Достаточно сэру Ричарду Ли сказать, что за него может поручиться Дева Мария, как Робин Гуд становится его защитником. Почти в каждой балладе подчёркивается преувеличенная страсть Робин Гуда к Деве Марии. Религиозный аспект баллад о Робин Гуде часто выпадает из внимания (опускался этот аспект и русскими переводчиками), но между тем это существенная, чтобы не сказать главная, мотивация поступков героя. 

Вне служения Деве понять цикл Робин Гуда адекватно невозможно. Так, баллада о путешествии Робина в Скарборо и его схватке с морскими пиратами построена на том, что Робин Гуд, нанимаясь рыбаком, принимает имя Симона, того самого рыбака, который стал апостолом Петром. Утвердив связь с апостолом, Робин Гуд завершает это приключение тем, что на деньги, отобранные у пиратов, строит сиротский приют. 

В другой балладе («Робин Гуд и монах») Робин попадает в беду только потому, что он отправился в Ноттингем поклониться Деве Марии, в храм, носящий её имя. Опасное путешествие, предпринятое ради Дамы, − это основа любого куртуазного сюжета. Не перечесть баллад, в которых Робин Гуд меняется одеждой с пилигримом, предстаёт паломником, идущим в Святую землю. 

Мало этого, среди прочих баллад присутствует та, в которой христианский воин Робин Гуд вступает в бой с мусульманином, принцем Арагонским и его подручными-великанами. Бой Робина, Скейтлока и Джона с тремя мусульманскими воинами схож с поединками Роланда, Брандимарта и Оливьера с тремя сарацинскими воинами − это классический сюжет. «Песнь о Роланде» показывает нам десятки подобных поединков, а «Тирант Белый» описывает бой с турецким султаном. Да и Сервантес, создавший рыцарский эпос столетия спустя, любил этот мотив. 

Принц Арагонский, окруживший Лондон войсками, возникший как по волшебству на страницах робингудовского эпоса, – разве он не напоминает страшного султана, чинившего козни на пути Дон Кихота? 


II

Робин Гуд бродит по лесу в поисках приключений и утверждая справедливость. Именно утверждение справедливости и наказание насильников и есть его миссия. Он спасает сыновей вдовы, приговорённых к неправедной казни; он кормит сирот; он вразумляет гордецов и наказывает скаредов – все эти деяния совершенно соответствуют образу поведения странствующего рыцаря. 

Сочетание слов «благородный разбойник» вводит читателя в заблуждение; этим словосочетанием тщились разрешить недоумение, возникающее в связи с деяниями Робин Гуда. Он нетипичный разбойник; это не мятежник Кед, не Стенька Разин, не Ванька Каин. И его лесное братство ничем не напоминает французскую Жакерию. 

Эпос о Робин Гуде безусловно выпадает из разбойничьих и пиратских историй, коих в Европе множество. 

Роберт Хантингтон – беззаконный бродяга, но не разбойник. На самом деле Робин Гуд – «разбойник» в той же степени, в какой Дон Кихот – сумасшедший. 

То есть Дон Кихот, разумеется, находится во власти фантазии: он считает, что институт рыцарства не умер и ему надлежит в одиночку оборонять мир от зла, – но помимо этого желания сверхмиссии рыцарь Дон Кихот – абсолютно здравый и крайне умный человек, подающий моральный пример окружающим. 

Так и Робин Гуд является разбойником лишь с точки зрения сборщика налогов шерифа; но по сути Робин Гуд – рыцарь, совершающий подвиг по восстановлению справедливого порядка жизни. Служение истине (в случае Робин Гуда это прежде всего служение Прекрасной Даме) требует обогреть сирот и не мириться с произволом сильного; так рыцарь и поступает. Никакого «благородного разбойника» в помине нет – есть странствующий рыцарь, пустившийся в опасное путешествие. Лицемерие епископа, алчность священников, коварство аббатисы – это тоже вполне ложится в традицию рыцарского романа. 

Рыцарь служит Святой Деве, но это не исключает его конфронтации с земной церковью, часто весьма лицемерной (ср.: главным оппонентом Дон Кихота выступает учёный каноник, а Данте на своём пути в Аду встречает немало священнослужителей, отметивших себя коварством).

Характерен поединок с Гаем Гисборном, рыцарем-антагонистом; это именно рыцарский поединок, восстанавливающий статус Робин Гуда в его рыцарской ипостаси. Важно и то, что Робин Гуд не расстаётся с мечом, что подчёркивается в каждой балладе. Робин воспринимается сегодняшними читателями как лучник, бьющий без промаха в цель (на самом деле в числе его соратников есть йомены, стреляющие лучше него, – Маленький Джон или Скейтлок), но прежде всего Робин вооружён мечом, который в лесу скорее бесполезен, однако упоминается всегда. Меч – атрибут рыцарства, поэтому и храним. Немаловажно и то, что Робин Гуд, согласно одной из версий, участвовал в крестовом походе вместе с Ричардом. 

Собирает своих рыцарей Роберт Капюшон так же точно, как король Артур собирает рыцарей Круглого стола, а Пантагрюэль (вот ещё один рыцарский роман – «Гаргантюа и Пантагрюэль», переросший свой жанр) собирает своих учеников. Собирание по всему свету рыцарей Круглого стола, собирание учеников Пантагрюэлем или собирание Робин Гудом своей лесной компании имеет весьма чёткий адрес: призвание Иисусом апостолов.

Собственно, алгоритм призвания апостолов на служение повторятся в каждом рыцарском романе непременно – каждому новому рыцарю даётся возможность себя проявить. Нередко рыцарь из противника становится другом. Часто незнакомец проходит своего рода инициацию: он вступает в поединок или в спор с королём и доказывает свою состоятельность (ср.: Панург, вступающий в спор с Пантагрюэлем, поединок Парцифаля с Красным Рыцарем или даже поединок Гавейна с Ланцелотом, кончившийся трагически). 

Как это и положено в рыцарском романе, часть баллад посвящена именно процессу собирания братства: читателю представляют одного за другим будущих спутников Робин Гуда.

Мы знаем двенадцать последователей Робин Гуда, нам рассказаны обстоятельства, при которых они присоединились к «мастеру»: Малютка Джон, Скарлет, Мач, Мук − сын мельника, брат Тук, Скейтлок (он же беглый Ганвелл, сын графа Максвела), Алан-э-Дейл, кожевник, лесничий, Ричард Ли, повар Артур из Бленда, медник. 


Вряд ли число двенадцать является случайным, поскольку и спутников Пантагрюэля ровно двенадцать. Рыцарей Круглого стола тоже именно двенадцать (эту цифру приводит Джон Драйтон, называя всех рыцарей поименно, включая будущего убийцу Артура − Мордреда), речь идёт именно об избранных, хотя общее количество воинов вокруг Артура достигает и ста пятидесяти, и тысячи по разным источникам.  


Так и общее количество молодцов из Шервуда мы не знаем точно – иногда сорок, иногда несколько сотен. То, что среди последователей Робин Гуда часто присутствуют его противники (лесничий, например, или брат Тук), абсолютно соответствует как рыцарским, так и христианским традициям (ср. превращение Савла в Павла). Характеристики, данные членам лесного братства, пестры – авторы баллад иногда трунят над склонностью выпить и драчливостью Джона (играющего классическую роль Ланцелота при Артуре), над обжорством брата Тука (уместно вспомнить насмешливые описания сенешаля Кея, молочного брата короля Артура). Отношения странствующего рыцаря Робин Гуда с его женой Мэрион удивительно целомудренны, о них говорится осторожно и уважительно.

Можно понять, что у пары были дети, хотя мы не знаем, как они воспитывались. Лесной подвиг Робин Гуда продолжался тринадцать лет, причём никакой иной цели, помимо восстановления справедливости, подвиг не имел.

И, наконец, гибель Робина, случившаяся вследствие предательства, соответствует как традициям рыцарского романа, так и христианской традиции.


III

Включив робингудовский эпос в контекст средневекового куртуазного романа, надо привести ещё одну параллель – вспомнить ещё одного певца Прекрасной Дамы, живущего вне общества и вне закона. Баллады этого поэта легко соотнести с балладами о Робин Гуде ещё и потому, что грубый, подчас циничный язык поэзии скрывает героя, судящего общество с позиций морали. «Малое завещание» Франсуа Вийона, построенное как краткий пересказ злоключений, приключений и претензий к властям, перекликается с «Малой жестой о Робин Гуде». 

ryzari.jpg

И есть ещё одно замечательное произведение гуманистической литературы, прославляющее лесные баллады, – классическое произведение английской литературы, ставшее практически фольклорным, так вросло оно в культуру Англии. 

Я имею в виду приключения Винни-Пуха и его друзей в лесах Сассекса. Молодцы из зелёного леса Пятачок, Тигра, Сова, Кенга, Иа-Иа, Кролик и Ру, не говоря уже о Винни-Пухе, сочинителе баллад, живут той же привольной самодостаточной жизнью, что и компания Робин Гуда. Даже характеры во многом схожи. 

Огромный наскакучий Тигра, которого тем не менее держат за подростка и «деточку», – это несомненно Малютка Джон. Пятачок – это юный Мач. Отшельник Филин (в русском переводе Сова) – это брат Тук, ворчун, живущий в отдалённом аббатстве, а вечный нытик Иа-Иа имеет прообразом сэра Ричарда Ли. Даже истории (отдельные главы Винни-Пухового эпоса) напоминают баллады и схожи сюжетами с балладами робингудовского цикла. 

Джон выручает пленённого Робина (ср.: Тигра выручает заблудившегося Кролика), Винни-Пух попадает в ловушку для Слонопотама (ср.: Робин Гуд окружён в доме вдовы) и так далее. Баллада, в которой Пух и Пятачок строят новый дом для меланхолика Иа, в точности воспроизводит сюжет, в котором Робин и Джон возвращают родовой замок удручённому рыцарю Ричарду Ли. 

Перед нами архетип сюжета; дом, как это явствует из Писания и как это принято среди странствующих рыцарей, всегда оставляют и уходят прочь. Однако тот, кто оставил дом в поисках истины и служения, наделён способностью давать приют страждущим и создавать дом иного рода. Лесной кров разбойников или общежитие на Пуховой опушке – это тот идеальный дом, данный взамен реального, в котором воплощён образ духовного общения и союза сердец. 


Собственно, Винни-Пух – это тоже инвариант странствующего рыцаря, блуждающего по Зачарованному лесу, – вспомните последнюю главу, данную нам, читателям, в подсказку, где добрый король Кристофер Робин посвящает Винни-Пуха в рыцари. «Встань, сэр Винни Пух де Медведь, вернейший из моих рыцарей».    


Обозначив все эти имена, мы получаем своего рода координаты жития рыцаря, широту и долготу контекста, в котором расположен робингудовский эпос. Между Данте и Франсуа Вийоном, между Кретьеном де Труа и Винни-Пухом расположен свод баллад о знатном графе из северной Англии, который ушёл в леса, чтобы бороться с несправедливостью. Этот граф принял имя Робин Капюшон. Он мешал обирать бедняков, наказывал алчных богачей. Робин Гуд был рыцарем без страха и упрёка и всегда вступался за обиженных. Иной цели, помимо рыцарского служения, Робин Гуд не имел.

Важно то, что свободное бытие в Шервудском лесу и является само по себе конечной наградой за путешествие, полное опасностей. Робин Гуд и рыцари его лесного стола не алчут иных привилегий – их сегодняшнее бытие описано как абсолютно самодостаточное.

В этом смысле эпос Робин Гуда является зеркальным к артуровскому циклу. У рыцарей Круглого стола нет иных целей и иной награды, помимо собственно нахождения в числе избранных за Круглым столом. 

Так и Шервудский лес – есть конечная цель молодцов в зелёном линкольском сукне. Любопытно, что тема застолья, столь часто встречающаяся в балладах о Робин Гуде, только подчёркивает параллель с Круглым столом. Этот лесной Круглый стол для отверженных был создан в Шервудском лесу – и остался в памяти людей как символ свободного братства равных. 

В мире, где злых великанов, коварных султанов, преступных законников и жестоких королей всё ещё много, очень важно хранить память о рыцарском долге. Рыцарская традиция существует, и собор вольного леса всегда будет противостоять тюрьме и произволу. 

Иллюстрации: Максим Кантор

Похожие публикации