Как раз когда мы накрыли в номере столик, чтобы встретить весну, заверещал её ноутбук.
− Петя по скайпу! − закричала она. − В ванну! Быстро!
И запихнула меня туда.
− Блокнот хоть дай! На тумбочке лежит! − прохрипел я. Не ожидал! Хоть часы на руке! Глянул – две минуты до наступления весны! Успел налить из крана холодной воды − не горячей же! − и чокнуться со своим отражением в зеркале. Чтой-то вдруг забрезжило... Налил до краёв и хлопнул второй стакан, и тут же сообразил: ведь я не только в этом замкнутом помещении – я ещё и в Будапеште, где почти полвека назад был сильно счастлив. Ура!
...До этого – три дня из восьми – нашу молодёжную делегацию промурыжили во Львове (лихорадочно, а точнее, довольно лениво «накачивали» напоследок, водили на какие-то лекции). Но, ей-богу, не помню.
Мне и во Львове уже сильно нравилось – в городе был безусловный западный колорит, как мы его понимали… А главное – была уже жаркая, сухая весна. Помню, как мы с вновь обретённым другом Лёшей, кстати, руководителем нашей делегации, утром, ещё до завтрака, выскочили из гостиницы на соседний угол – «залить зенки», как он говорил. Явно западный, по нашим понятиям, сервис, большое стеклянное окно − шириной метров пять, − и острое утреннее счастье… никогда прежде не пил с утра! Вот она – свобода!
И тут на солнечном углу появились наши девушки… И она, на которую я запал ещё в Питере, была среди них. И вдруг её взгляд, прямо в душу! Умирать буду – вспомню тот миг!
Следующий кадр – мы заходим с ней в бар, уже в Будапеште, и я вынимаю заначку. Строжайше запрещалось, но все знали, что рубли в Венгрии меняют. За давностью лет скажу: я засунул рулончик сторублёвок в пасту. И, как бы по причине крайней своей чистоплотности, постоянно носил её с собой.
И вот вытащил, прямо при ней. О, как она смеялась – прислонив руку к стене и как бы обессиленно уткнувшись в неё головой… После выпрямляется, глаза счастливо блестят. Потом мы шли с ней по Будапешту. Будапешт – сиял! Особенно после тусклого в те годы Ленинграда. И вдруг мы столкнулись с мрачным Лёхой.
− Я встречался сейчас с местными комсомольцами… − проговорил он.
− Ну? − уныло спросил я.
− Они мне сказали… где здесь стриптиз!
− Так пойдём же! − вскричал я. – Плачу!
Стриптиз меня восхитил! Хотя главная моя страсть была направлена в другую сторону.
− Что вы делаете? − шептал Лёха. − Вас же исключат!
− Ты думаешь? − глянув на него, хрипло проговорила она. И мы опять обнялись!
…Когда мы приехали в Ленинград и вышли на платформу, она посмотрела, как только она умела, и, сделав решительное движение рукой, слева направо, сказала: «Сгинь!» Потом я очень страдал… Но зато написал первый в своей жизни крепкий рассказ. А потом – пошло. Сорок с лишним лет – сорок с лишним книг. Где-то она теперь – первая моя муза?
И вот теперь – последняя. Видимо. А ещё ведь осенью мы катили с ней на велосипедах хохоча. О, как она танцевала – дурашливо закатив глаза, приоткрыв рот. Делала два очаровательно неуклюжих движения кистями − и прекращала эту глупость.
И вот − прекратила! Конец! Встретить весну, может быть последнюю… в ванной, мягко говоря… если не сказать большего! Договорились же – едем прощаться. Но чтоб так сурово? Другой бы повесился – и был бы, кстати, абсолютно прав, вызвал бы всеобщее восхищение: хотя бы закончил свою жизнь достойно... Кстати, может, мой герой так и поступит. Но моя задача другая! Хлопнул третий стакан – в этот раз, по ошибке, горячей. Но это не важно!
Начал с того ещё Будапешта… Писал. Дверь вдруг заскрипела.
− Ты выходить, вообще, собираешься – или нет?
Выйти, конечно бы, надо. Она – хорошая… Но такой мощный финал!
− Сейчас… полчасика! − забормотал я.
− Ну ладно! Пиши! – грозно проговорила она и захлопнула дверь.
