Виктория Токарева: Разные задачи

Я построила дом, который мне нравился за одним исключением. Я не предусмотрела спальню на первом этаже, а лестница на второй этаж оказалась крутовата. Расстояние между ступенями – семнадцать сантиметров, а надо пятнадцать. Два сантиметра решили дело. Иногда такая мелочь становится роковой.
Как это произошло? Как случилось, что я не предусмотрела нужный наклон своей лестницы?
Рассказываю.
Мои рабочие (белорусы) уехали к себе в село сажать картошку. А может, собирать урожай. Не помню. Я осталась одна, и ко мне во двор забрёл мужик. Представился: зовут Петрович, живёт в Архангельске, работает пожарным. Умеет складывать камин. Не нужен ли мне камин?
Нужен.
Петрович сложил угловой камин за два дня. Вывел на крышу трубу. Продемонстрировал результат. Камин работал как зверь. Тяга такая, что вытянет кота.
Я спросила: сколько? Петрович мялся. Ему неудобно было брать с меня деньги. Я его приютила, кормила. Он считал, что этого достаточно.
Наш посёлок кишел шабашниками. Все как стервятники. За рубль в церкви пёрнут. А мой Петрович сложил суперкамин и не решается взять честно заработанные деньги. Стоит, стесняется, как чеховский студент.
После перестройки нация испортилась, но не окончательно. Остались золотые острова в виде Петровича. Было понятно, что «я его никогда не увижу, я его никогда не забуду».
Он уехал и оставил на душе тихий праздник, как рассвет над Москвой-рекой.
Вернулась моя бригада.
Вошли в дом. Широкий камин сиял в углу. Каждый кирпич был покрыт лаком. Угловой камин-красавец. Но… Он занял то место, где должна была стоять лестница.
– А где мы поставим лестницу? – спросил меня прораб Борька.
Я всё поняла. И зарыдала.
Мои белорусы не представляли себе, что я могу плакать.
А я могу.
Было непонятно: что же теперь делать? Разрушать камин? Рука не поднималась. Ставить лифт?
Пришёл хороший архитектор с чешской фамилией Лаучка, всё просчитал. Сварщики сварили жёсткую лестницу из швеллера. Покрыли металл деревом. Всё обошлось, единственно расстояние между ступенями составляло семнадцать сантиметров при норме пятнадцать. А ещё лучше – тринадцать.
Но хорошо хоть так.
Какой-то кусок жизни я бегала по этой лестнице вверх-вниз, потом ходила. А потом встал вопрос: надо создать дополнительную спальную комнату на первом этаже.
Время идёт вперёд и никогда назад. И моё время тоже будет идти вперёд, и об этом надо подумать сегодня. Умные люди заранее готовят своё будущее.
Встал вопрос: где расположить будущую комнату, позади дома или сбоку?
Позади дома росла вековая ель, которая простиралась до неба. Она закрывала солнце, была очень мощная и старая. Не удивлюсь, если она видела Льва Толстого, хотя зачем было Льву Николаевичу ехать в Подмосковье? У него был свой дом в Ясной Поляне. Кстати, очень маленький для большой семьи.
Близкая подруга насоветовала мне бригаду строителей из Западной Украины. Она проверила их в работе и осталась довольна.
Рекомендация – большое дело. Мало ли кто припрётся?
В 90-е годы ещё не было строительных фирм, орудовали шабашники – обычные рукастые мужики, а иногда и криворукие. У них даже не было инструментов, ни топора, ни гвоздя. Являлись с голыми руками. Приходилось бродить по посёлку, как бездомная собака, и клянчить то одно, то другое.
Моя бригада была сбита в стаю. У них оказался прораб Колька и всё, что надо для работы, включая машину «Лада». Если чего не хватает, можно махнуть на базар и купить.
Колька – сорокашестилетний, высокий, крепкий мужик в комбинезоне на американский манер. На голове – спортивная кепка с длинным козырьком. Всё вместе, с голубым, честным взором, внушало доверие. Рядом крутился двадцатилетний сынок – белобрысый, белозубый, нахальный, прикрытый отцовской любовью.
Позади Кольки, как греческий хор, стояла бригада. Примерно шесть человек. В тёмных рабочих одеждах, скромные, тихие. Я бы сказала: забитые. Колька смотрелся на их фоне как султан Сулейман. Его распоряжения не обсуждались и выполнялись беспрекословно.
Я не долго сомневалась: нанимать Кольку или нет? Раз он тут стоит – значит, бог послал. А если бог послал – надо брать.
Я видела, конечно, что Колька хитрован, клейма негде ставить, но они все такие. Приезжают на заработки, живут как рабы, мужественно сносят все тяготы и лишения. Их главная задача – заработать и уехать домой с деньгами.
А моя главная задача – комната на первом этаже.
Колька назвал цену. Она меня не напугала. Я ещё не знала, что первая цена – это приманка. Сыр в мышеловке. В дальнейшем эта цена удваивается, утраивается и упятеряется.
Однако комната – главнее денег.
У меня два сна – дневной и ночной. Я два раза в сутки должна карабкаться вверх и вниз, преодолевать маршрут. А время, как я уже говорила, идёт вперёд, «года к суровой прозе клонят». К тому же я человек не спортивный. Не люблю трудности и преодоления.

Выбираем место для пристройки.
Колька убеждён, что комнату надо пристраивать позади дома, как бы продолжить дом. Но ель…
Один из рабочих по имени Васька надевает на ноги «когти» и лезет на дерево. Он взбирается ловко, как обезьяна, при этом обезьяна не крупная, мартышка. Добирается до верхушки и сидит там, обхватив ствол руками и ногами.
Ветер активно раскачивает верхушку, и Васька раскачивается влево и вправо с довольно широкой амплитудой движения.
Мне кажется, это страшно. Но Васька прижался щекой к стволу, сидит с ним в обнимку, и его мотает между небом и землёй.
Далее в его руках оказывается пила «болгарка». Васька начинает резать дерево по кускам.
Сначала отделяется верхушка. Потом Васька опускается на метр и режет ствол ниже. Это похоже на фокусы Дэвида Копперфильда. Куски дерева падают отвесно и точно в цель, не задевая крыши моего дома.
Через час от ели остаётся высокий пень. Это невозможно себе представить, но это так. Пень и гора веток. Рабочие сноровисто обрубают ветки от ствола и жгут их на открытом месте. Смолистая хвоя горит с весёлым треском, пламя рвётся в небо. Через час нет и веток тоже. Только ствол, разрезанный на ровные куски.
Колька озвучивает цену за ель. Я даю в два раза больше. Вторая цена – это плата за страх. Есть то, что дороже денег, а именно – глубокое удовлетворение результатом труда. Не просто сделано, а сделано максимально хорошо.
Мопассан вообще считал, что смысл жизни – делать свою работу хорошо. Не важно, какую работу: написать книгу или свалить дерево.
Я плачу удвоенную цену за сброшенную ель и за смысл жизни. Колька быстро соображает, что я интеллигентка, восторженная дура, мною можно манипулировать.

Следующий этап: фундамент.
Нужно вырыть ров глубиной один метр восемьдесят сантиметров. Глубина должна соответствовать уровню промерзания.
Земляные работы – тяжёлая составляющая. Если не следить, могут вырыть наполовину. Ров будет мелким, зимой земля начнёт выталкивать фундамент, по стенам пойдут трещины. Это недопустимо.
Я хожу вдоль рва, смотрю как ястреб, проверяю глубину двухметровой палкой.
Колька видит, с кем связался, и понимает: лучше не рисковать, иначе не заплатят. Я способна не только увеличивать цену, но и сокращать.
Мы с Колькой понимаем друг друга без слов. Моя задача – комната, его задача – прибыль. Хочешь получить прибыль – работай добросовестно.

Через два дня ров предстал во всём великолепии – глубокий, ровный, как на чертеже.
Теперь туда надо опустить арматурную сетку.
Сварщик Андрей режет арматуру на ровные куски. Васька (тот, что сидел на дереве) связывает куски тонкой проволокой.
Сетка готова. Её опускают в ров. Я смотрю на это сооружение. Буквально Карл Фаберже, произведение искусства. Даже жалко заливать бетоном.

Теперь вопрос: как заливать? Бетономешалка туда не пройдёт. Между домом и забором – полтора метра.
– Не переживайте, хозяйка, – успокаивает Колька. – Это моя проблема.
У него не может быть своих проблем отдельно от моих. Это наша общая проблема.

Я выхожу из дома в восемь утра и вижу перед собой толпу работяг, человек тридцать. Они все одинаковые, как китайцы, одного мелкого роста, в одинаковых тёмных рабочих одеждах.
Я догадалась, что это Колькин отряд, который он привёз из своего села. Они рассеяны по разным объектам, а сейчас Колька собрал их воедино.
Колька, как оказалось, мощный менеджер, предприниматель. Без него вся эта команда – нищий сброд, тяготеющий к бутылке. А с ним – созидающая сила. Они работают тёплый сезон (полгода) и уезжают домой, и после них вырастают дома, а в домах родятся дети. Жизнь.
Отряд ждёт бетономешалку. Они вооружены носилками для переноса цемента. Стоят молчаливые, сосредоточенные, как перед атакой.
Непосредственно для бетона сбито огромное корыто – ёмкость из досок. Доски взяли в моём сарае.
Подошла бетономешалка, вывалила из своего чрева десять кубов бетона, а может, и двадцать.
Наступает напряжённый и ответственный момент. Бетон твердеет очень быстро, и задача отряда – моментально перетаскать его по назначению. Каждая секунда на учёте.
Не было ни суматохи, ни толчеи. Все пятнадцать пар с полными носилками потекли цепочкой, как муравьи. Туда – обратно. Туда – обратно. Опрокидывали в траншею полные носилки, возвращались за следующей порцией. Молча, слаженно, как кордебалет. Колька – главный хореограф.
Через час корыто было пусто. Фундамент залит.
На другой день фундамент застыл намертво, стоял прочно, как скала, и отсвечивал сизым блеском, как голубиное крыло. Это значило, что цемент нужной марки, нужной крепости. Он будет стоять сто лет, и двести, и не подвергнется энтропии.
Колька назвал цену на тридцать процентов дороже, чем договаривались. Но я смолчала. Я уважаю хорошую работу. Деньги – это бумага. А фундамент – это основание дома. Деньги можно заработать, а фундамент повторить нельзя.

В середине рабочего дня – перерыв на обед. Готовила жена Кольки Люся, сдобная, как калорийная булочка. Продукты закупал Колька.
Ели рабочие одно и то же: суп из куриных окорочков. В тарелку выдавливали майонез. Так каждый день.
Мяса Колька не давал. Экономия средств. Я видела, что его жадность не имеет границ, но не вмешивалась. Это не моя территория.
Однако, чтобы оживить трапезу, я выдавала каждый день бутылку водки. Рабочие ждали молча. Не благодарили. Принимали как должное. Но я и не ждала благодарности. Это я была им благодарна за то, что они улучшают мою жизнь.

У бригады довольно часто случались церковные праздники, и тогда они не выходили на работу.
Я уважаю людей, которые уважают свою веру. И даже сверхжадный Колька допускал паузы в своей тотальной эксплуатации человека человеком.
Однажды случился праздник и у меня. День рождения. Всё-таки это праздник. Могла ведь и не родиться или родиться другой.
Я купила мяса для шашлыков. Рабочие сделали всё остальное: замариновали, зажарили. Потом окружили меня и спели «Многие (правильно – многая. См.конец абзаца) лета». Пели хорошо. Стояли радостные, как дети. Не зашуганные рабы, а сильные люди с ясными лицами, чистыми душами, жаждой счастья. Солнце для всех одно и небо одно. И многая лета.

Стены выросли быстро, буквально за неделю. Подошла очередь отопления. Это очень серьёзная позиция. Отопление и освещение – главные составляющие. Надо, чтобы в доме было тепло и светло.
У меня были свои водопроводчики, которые обслуживали посёлок, – Кеша и Паша. Молодые, довольно красивые и цивилизованные люди, которых не надо перепроверять. Они не забыли, что есть такое понятие: рабочая гордость.
Я их уважала. Они это чувствовали и ходили ко мне с удовольствием. Приятно ведь приходить в дом, где тобой восхищаются.
Я решила пригласить Пашу и Кешу, но Колька обиделся.
– Не доверяешь, хозяйка? – спросил он.
– У меня есть проверенные, – объяснила я.
– У нас Андрей – сварщик высшего разряда.
– А сделает?
– А чего там делать? Там и делать особенно нечего.
Я подумала: может быть, действительно работа не сложная…
Андрей явился в назначенный день. Стояло ясное утро. Всё-таки лето в Подмосковье – это рай.
Отопление основного дома размещалось в котельной. Там стоял котёл с трубами, и от этих труб надо было взять тепло в пристройку.
Я подошла к котельной. Мне навстречу качнулся Андрей. Его лицо было смущённым.
– Хозяйка, я тут у тебя ящик водки нашёл, – поделился он.
– И чего?
– Я взял две бутылки.
– А куда ты их дел? – не поняла я.
– Так выпил.
– А как же ты теперь будешь работать? – испугалась я.
Водки мне было не жаль. Пей, хоть залейся. Но отопление… Я никуда не ушла от котельной. Стала наблюдать.
Андрей сел на трубу верхом. Приставил к ней сварочную дрель. Включил. Дрель затарахтела и соскочила.
– Фу, твою мать, – отреагировал Андрей.
Снова поставил дрель на трубу. Включил. Она затарахтела и соскочила в другую сторону.
– Фу, мать твою… – буркнул Андрей.
Я видела, что он сейчас продырявит трубу и случится потоп.
– Так, слезай с трубы, – велела я. – Иди отсюда. Я снимаю тебя с работы.
Андрей послушно слез, вышел из котельной. Солнце ласково светило ему в лицо.
Андрей был вполне симпатичный, артистичный мужик. Любил показывать Брежнева. Хотел нравиться.
Сейчас, в данную минуту, ему было благостно и хорошо. Кровь, сдобренная большой порцией алкоголя, бодрила и весело бежала по его внутренним трубам.
– Работать не смей! – приказала я.
Но Андрей и не собирался. Он хотел прилечь и отдохнуть.
Ко мне подошёл Колька.
– Надо купить эмульсионку, – обозначил он.
Мы сели в его машину и отправились на базар.
Я любила покупать сама, поскольку Колька предпочитал самый дешёвый товар, а деньги брал как за самый дорогой. Имело место несоответствие цены и качества. Колька хотел обвести меня вокруг пальца.
Я видела эти уловки и прыжки и не давала Кольке обвести себя вокруг его кургузого хохлацкого пальца. Просто садилась в машину, ехала на базар, сама выбирала, сама платила.
Мы двигались молча. За рулём сидел Колькин сын – продолжатель кулацкой династии. Я – рядом. Колька – сзади. Он был недоволен моим присутствием. Я тормозила его устремления к наживе. Но ничего. Потерпит.
– Я сняла Андрея с работы, – сообщила я Кольке. – Он с утра нажрался. Я ему не доверяю. Я позову своих водопроводчиков.
Колька не ответил. Молчал всю дорогу.
Подъехали к строительному рынку. Вышли из машины. Колька остался сидеть. У него был такой вид, как будто ему сообщили о смерти родной матери. Он буквально не мог подняться.
Я даже удивилась: неужели отставка Андрея такое большое несчастье? Или у Кольки есть какая-то другая причина?
Я решила не задавать вопросы, не лезть в душу. Захочет – скажет сам.

На другой день явились Паша и Кеша, посмотрели на результат труда Андрея. Он уже успел внести свой трудовой вклад.
– Что будем делать: сопли за ними подбирать или всё заново? – спросил Паша.
– Всё заново, – сказала я.
Паша и Кеша подобрали с пола китайские шланги и отнесли их к мусорному баку. На выброс. Китайская продукция не надёжная.
Мои специалисты купили новые немецкие шланги, все необходимые переходники и насосы, тоже немецкие, высшего качества.
Работали с утра до вечера. Закончили за один день.
Не люди – боги. В моей душе пели фанфары. Ода к радости.
Водоснабжение было не только надёжным, но и красивым. Всё-таки красота имеет смысл во всём, даже в разводе труб. Даже тогда, когда трубы скрыты и их не видно. Всё равно я знаю, что под досками пола или под кафельной плиткой проходит грамотная, красивая разводка.
Паша и Кеша закончили работу и ушли. Я заплатила им две тысячи долларов. Колька хотел столько же.
На родине Кольки две тысячи долларов – это состояние. Клад Али-Бабы. На эти деньги можно жить год. Но деньги проплыли мимо Колькиного рта, в непосредственной близости.

На другой день я не сразу увидела Андрея, а когда увидела – не узнала. Он был смят и сломан, как машина после аварии, не подлежащая восстановлению.
Васька сообщил мне по секрету, что вчера Колька избил Андрея. Он бил его сначала руками, а потом ногами. Рабочие едва оттащили Кольку от Андрея, боялись смертоубийства.
Оказывается, Андрей – алкоголик. Колька не хотел брать его в бригаду, но пришла жена Андрея и просила-умоляла. Андрей тоже клялся-божился, что не развяжет. Колька пошёл на риск. Риск себя не оправдал. Колька взбесился не оттого, что Андрей не сдержал слова. Моральный облик Андрея его не волновал. Колька потерпел материальный ущерб, и весьма существенный. За такие деньги он готов был убить Андрея и не сделал этого только потому, что боялся тюрьмы. В тюрьме хуже, чем у себя дома.

Впереди предстояла внутренняя отделка. Колька ходил злой и напряжённый, как бык. Густо матерился. Благостность с него сошла.
Андрея поставили на тяжёлую работу: вручную делать бетон.
Он сыпал в корыто цемент, песок, лил воду и тяжело размешивал лопатой, создавая нужную консистенцию. На меня он не глядел. Обиделся. А может, презирал. В сущности, что произошло? Он мог бы скрыть две бутылки водки, никто бы и не узнал. Но Андрей, как честный, порядочный человек, сознался мне в своём поступке. А я его заложила. Выдала.
Кто я после этого? Законченная сволочь. Стукачка. А ещё притворяюсь культурной.
Как говорил алкоголик Федул в фильме «Афоня», «от не люблю я таких людей». Андрей был с ним солидарен. Не любит он интеллигентов, которые равнодушны ко всему, кроме своих интересов.

У меня есть подруга молодости Инночка. До перестройки она служила в научно-исследовательском институте, а потом перешла работать в еврейский благотворительный фонд. Там неплохо платили, лучше, чем на прежней работе.
Задача фонда – помогать старым и одиноким евреям, оставшимся без всякой поддержки.
На религиозный праздник под названием Ханука выносили ханукию – подсвечник для девяти свечей. Устанавливали перед зданием. Это было довольно высокое сооружение в человеческий рост, сделанное из дерева или из меди.
Каждый день положено зажигать по свече. Сначала горела одна, потом две. До третьей свечи дело не доходило, потому что являлись ребята из общества «Память» и ломали ханукию. И раскидывали в разные стороны.
На следующий день выходили евреи и всё ставили на прежнее место и снова зажигали свечи.
К вечеру появлялись ребята из «Памяти» и ломали ханукию. И затаптывали свечи.
Наутро евреи восстанавливали всё, как было.
К вечеру являлись ребята из общества «Память» – и так далее, по схеме.
Раввин предложил перенести ханукию в другое место и укрепить основание.
Инночка подошла к раввину и сказала:
– Какой смысл делать то, что будет разрушено?
Раввин погладил свою бороду, она у него жидкая и всегда чисто, до блеска промытая. И произнёс:
– Деточка, дело в том, что у нас разные задачи. Наша задача – поставить ханукию. А их задача – сломать. Каждый должен заниматься своим делом…

Я стала осмыслять слова раввина. В самом деле, в моём случае у всех были разные задачи.
Моя задача – комната.
Задача Кольки – прибыль.
Задача Андрея – выпить. В его случае это не распущенность. Это зависимость, которая управляет человеком.
Задача Андрея вошла в противоречие с моей задачей. И с Колькиной.
Базовые вопросы бытия «кто виноват?» и «что делать?» по-прежнему повисают без ответа.
Кто виноват? Никто.
Что делать? Ничего.