В городе Миасс Челябинской области торжественно открыли памятник гигантскому пельменю. На постаменте надпись “Большому пельменю и рот рад” - и эта отлитая из бронзы композиция напоминает о чуть ли не самом распространенном продукте питания нескольких поколений наших соотечественников.
Привычную картину можно было видеть в советских столовых: тарелка с пельменями, тут же рядом на столе бутылочка с уксусом и блюдце с серой солью. Примерно так же незатейливо выглядели и другие столовские блюда - щи из кислой капусты, жилистые котлеты, пахнущие чесноком.
Унылый вид столовых в семидесятых годах попытались разнообразить: появились заведения с новым названием - “кафетерий”. Впрочем, еда там была такая же плохая, и наиболее образованные посетители этих заведений, возможно, рассказывали другим нравоучительную историю о том, что один из изобретателей кафетерия – Пьер Тьерни – умер в 1917 году от несварения желудка, пообедав в кафетерии.
В кафетериях обычно подавали все те же борщи и котлеты с гарниром из толстых макарон серого цвета. Сосиски тоже часто были какого-то сероватого нездорового цвета. Работники “Мосфильма” вспоминали, как для одной из картин они снимали сцену на мясокомбинате - съемочную группу на прощание угостили продукцией спеццеха, который кормил партийных чиновников, и молодая гримерша вдруг спросила: “А почему сосиски такого необычного цвета?” “Это цвет мяса, мадам!” – ответил ей снимавшийся в фильме Андрей Миронов.
Так же красиво – и так же нереально, непривычно ярко – выглядела и еда в разнообразных советских кулинарных книгах. Еда всегда была простым и понятным символом процветания, и в разные эпохи было придумано множество аллегорических картин сказочного пищевого изобилия. Можно вспомнить известную средневековую сказку о стране Кокань, где с деревьев прямо в рот падают жареные птицы и три раза в неделю идут дожди из горячих кровяных колбас. А еще там "стены домов сложены из окуней и сельдей, стропила из осетров, а крыши из окороков".
В СССР эти мечты воплотились в знаменитой “Книге о вкусной и здоровой пище”. Красочные рецепты и чудесные цитаты: “Мозги состоят из рыхлой мышечной ткани, покрытой тонкой пленкой”. На фотографиях - колбасы, пирамиды сыров, банки с черной и красной икрой, рядом уже готовый бутерброд на блюдце. Такие красно-черные бутерброды сразу из двух видов икры из книги перекочевали в министерские и цековские буфеты под названием бутерброд “Стендаль”.
Структура книги постоянно менялась. При Хрущеве появилось множество блюд из кукурузы. Население откликалось на сельскохозяйственные эксперименты Хрущева анекдотами и стихами:
А народу он сказал:
“Ешь и пей от пуза.
Будешь сильный, как металл,
Ты от кукурузы”.
В семидесятых годах, когда начались проблемы с продовольствием, описание многих блюд, например с осетриной и бужениной, из книги исчезли. Но и то, что осталось, выглядело для жителей СССР примерно такой же сказкой, как французская легенда о стране Кокань - растущий дефицит продуктов превратил практически все рецепты книги в нереализуемые.
В столовых, конечно, тоже ничего похожего на эти рецепты не было – а вот те, у кого имелись деньги, могли увидеть чудесную еду не только на фотографиях в кулинарных книгах, но и вживую, в ресторанах. Сосиски там были правильного цвета, и те же пельмени - совсем другие, настоящие.
Какие-то совершенно особенные пельмени, удивлявшие изяществом и прозрачностью оболочки, делали в столичном “Национале”, где любили собираться актеры, художники и писатели. В частности, завсегдатаем ресторана был Михаил Светлов, который жил в писательском доме по соседству - Вспоминают, как однажды он так набрался, что, выходя из ресторана, перепутал адмирала со швейцаром:
- Швейцар, такси! Скорость оплачивается!
- Я не швейцар, я адмирал!
- Все равно, тогда катер!
Другой ресторан – “Арагви” – был попроще и демократичнее: там собирались более молодые поэты и писатели. В “Арагви” любил читать стихи Евгений Евтушенко, и завсегдатаям ресторана надолго запомнились драки с участием Владимира Высоцкого. В ожидании официанта посетители любовались росписями на кавказские темы, сделанные художником Ираклием Тоидзе – тем самым, что создал плакат “Родина-мать зовет!”, а также картины “Лампочка Ильича” и “Молодой Сталин читает поэму Шота Руставели “Витязь в тигровой шкуре”. Говорят, Тоидзе любил зайти в “Арагви” и съесть под своими фресками шашлык или лобио.
Ну а для простых москвичей, для тех, кто питался в столовых, а не в ресторанах, мечты о вкусной и здоровой пище вдруг тоже стали реальностью – но всего на две недели, на время Олимпиады 1980 года. В магазины тогда завезли финские нарезки салями и сервелата, кетчупы, впервые стали продавать настоящее баночное пиво, и в документах Мосторга замелькал термин “жестебанка”.
Появилась “Кока-кола”, “Фанта” и другие напитки, которые раньше можно было попробовать лишь на американских выставках. Художник Оскар Рабин любил вспоминать, как о важном событии в своей жизни, о дегустации американских напитков на одной из таких выставок - в Сокольниках: он с приятелем нарисовали себе пропуска, прошли внутрь – и зараз выпили пятьдесят стаканов бесплатно раздававшейся “Пепси-колы”. И вот теперь, во время Олимпиады, “Пепси” и “Фанту” спокойно можно было купить в ГУМе по 20 копеек за стакан.
А у меня в воспоминаниях о тех тучных двух неделях остался еще рассказ, который ходил тогда по редакциям Гостелерадио. Не знаю уж, правда это была или анекдот - но со смехом рассказывали об оговорках диктора московской редакции Всесоюзного радио, который перечислял импортные фрукты, вдруг в изобилии появившиеся на столичных прилавках:
“Магазины предлагают покупателям ананасы и бананасы.
Ой, простите! Бананы и ананы”.
